Маскарады и балаган, которых нам меньше всего досталось, а так нужно
Одержимость я люблю.
Не всякую, конечно, но есть в ней что-то притягательное, таинственное, психиатрическое и ествественночеловеческое одновременно. Она завораживает.
… Ему было около 65-ти. На вид. Он был в шатре. Ему поручили меленьких детей, он был глуховат. Дети могли фотографироваться в обмундировании, доспехах и с оружием времён войны 1812 года. Дело было только что, на Тверском бульваре.
Невысокий мужичок был весь в поту. Он еле успевал следить за тем, чтобы гости шатра не спёрли палаш или саблю, надевал всякие доспехи на детей, вел несвязный разговор с их родителями, отвечал невпопад на вопросы, содержание которых не слышал, но догадывался…
Он был в форме. Она была шерстяная. На улице была жара. Я внимательно наблюдал за ним, не без сочувствия, которое, впрочем, не выражал на своём лице.
Встретившись со мною взглядом, он как-то почувствовал моё сострадание и попросил помочь ему - приглядеть, чтобы не спёрли всякое и глаза друг другу не повыкалывали. Я включился.
Через пятнадцать минут дети схлынули, и солдат русской армии смог перевести дух. Я задал вопрос о цифре на его погонах. Вдруг произошло чудо: его глаза загорелись и он, оказавшись не здесь, оставался здесь. Он был там, на привале, видимо, после сражения, с гордостью представился, рассказал о том, что пленили кого-то там из французских генералов, и что это редчайший случай. Рассказал о том, почему номер такой, а не другой, рассказал о товарищах и о том, как нелегко всё было.
Складывалось странное впечатление - с одной стороны, вроде взрослые люди, вроде вменяемые, а с другой – полный дурдом и раздвоение личности…
Я оставил его и пошёл дальше по бульварному кольцу, где одержимые люди, запутавшиеся окончательно в эпохах, с огнем любви и азартом рассказывали об оружии, пище, толкли зерна кофе, поднимали камни, пряли, варили супы, флиртовали и перемешивались стилями и временами.
Они, запутавшиеся в эпохах, были до того колоритны, что в очередной раз я понял для себя, что Москва – это город маскарадов и балагана, того самого, что из-за климата и наших нравов нам меньше всего досталось, а так нужно.
Такое оно нежное, настоящее, детское. Там нет спецэффектов, нет гаджетов, но дети и взрослые остолбенело смотрят на этот маскарад. Потому что только маскарад и есть настоящая жизнь. Всё стальное – уныние и офисная тоска.
И только немногочисленные бомжи на бульварах – пришельцы вневременья. Загорелые, нечёсаные, готовые к общению, одетые так, как во всех эпохах вместе взятых, связывающие эти эпохи крепко, взаправду, по-настоящему.
