Лётчик, повторивший подвиг Алексея Маресьева, освоил управление воздушным шаром

4 ноября 2013, 23:30 1753

поделиться с друзьями

Герой-авиатор Юрий Козловский отметил 70-летие

Герой-авиатор Юрий Козловский отметил 70-летие

Имя 30-летнего капитана ВВС Юрия КОЗЛОВСКОГО 40 лет назад было на слуху у каждого советского человека. В 1973 году летчик, ставший героем своего времени, имея в запасе чуть больше минуты, успел отвести неисправный самолет от раскинувшейся под ним Читы. Катапультировавшись, Козловский получил открытый перелом обеих ног. Без еды и теплой одежды он несколько дней полз по простывшей до минус 30 тайге к людям. Его считали погибшим и даже свернули поиски. Но он выстоял. И отметил в этом году 70-летие.

Мы разыскали Юрия Валентиновича на рабочем месте - сегодня он заместитель председателя фонда «Московский ветеран». Козловский выглядит превосходно: подтянут, строен. Шагает уверенно, кто не знает, не догадается, что ноги ниже колен у него «неродные». Прошлое вспоминает нехотя, но, начиная рассказывать, загорается и заново переживает названные подвигом трагические события.
- Я шел над Читой по маршруту. У меня было задание провести замер верхнего края облаков. Я поднялся до отметки 11 тысяч метров и тут заметил, что приборы неисправны и горит лампочка аварийного остатка топлива. Связаться с диспетчером не удалось. Потом связь восстановилась, и я получил команду снижаться и катапультироваться.

Юрий КОЗЛОВСКИЙ во время службы в Группе советских войск в Германии (1967 г.)

- Вы могли катапультироваться, не уводя самолет от города?
- Такая техническая возможность существовала. Но воспользоваться ею - нет, конечно, было нельзя. Тянул подальше от города, сколько мог. Катапультировался на пределе, метров с 200. Помню открытие парашюта и почти сразу удар о землю. Я вскочил, но тут же упал. Стал ощупывать ноги - штанина мокрая от крови, боль адская. Идти невозможно. Достал неприкосновенный авиационный запас - перевязал жгутом ноги выше колен, рассовал все, что было в НАЗе, по карманам и пополз. Я слышал гул машин и решил двигаться в ту сторону.
Наутро я из тайги выполз. Кровотечение на холоде почти остановилось, но ниже колен все было синее и не двигалось. Я снял бинты, связал ноги вместе и стал перекатываться с боку на бок. Вспомнил Маресьева и решил, что главное сейчас - вылезти отсюда.
- Что было страшнее всего - холод, голод, боль, неизвестность?
- Медики потом говорили, одного из этих факторов было достаточно, чтобы я погиб. Даже Маресьев признавал, что динамика событий у меня нарастала жестче, чем у него, - хотя он полз 18 дней, а я три дня. Но он был в теплом летном костюме, а я почти без одежды. У него не было открытых переломов, и он не истекал кровью.

Юрий Валентинович и сегодня за штурвалом самолёта

- Вас искали 70 вертолетов - несколько раз пролетели над вами, но не заметили.
- Надо мной кружили вертолеты, мимо проехал местный житель на телеге - я пытался кричать, выстрелил в воздух из пистолета, но он не услышал. Будто все было против меня. Мне потом рассказали, что в то время, когда меня искали, Кутахов, главком ВВС, бегал по штабу и причитал: «Хоть бы он сдох, хоть бы сдох», - горько усмехается Юрий Валентинович. - Через три дня поступила команда прекратить поиски, но один пилот, Роберт Волков, решил еще раз слетать. Он потом говорил: у него появилась уверенность, что меня найдет. Но не нашел. Назад, в Читу, он полетел вдоль шоссе. Тут-то и увидел меня на белом гравии. Я был без сознания. В вертолет меня погрузили как труп, а там, от тепла, говорят, я очнулся и снова пополз…
С Волковым мы встретились позже. Мой товарищ пригласил меня в гости. Вдруг раздается звонок в дверь - входят двое: один гражданский, второй в форме, полковник. Я пошел навстречу гражданскому, мы обнялись. Это был Роберт. Я его раньше не видел, но понял, что он мне знаком. То ли где-то подсознательно его запомнил, то ли душа моя витала над ним. К сожалению, вскоре Волков умер от рака.

С Алексеем МАРЕСЬЕВЫМ в Музее Вооруженных Сил СССР (1976 г.)

Держаться до последнего

- Чем вы питались в тайге?
- Ничем - был шоколад, который в кармане перемололся в порошок, но я не мог его глотать, потому что во рту пересохло. Я мог глотать только таблетки кофеина - они были в запасе. Съешь таблетку - вроде нормально, можно дальше ползти. Настрой был такой, что отдыхать нельзя, и мозг это контролировал. Вероятно, я терял сознание, потому что врачи говорили, что иначе не смог бы выжить. Погиб бы от болевого шока.
Кстати, буквально накануне аварии мы разговаривали с одним лейтенантом: что делать, если случится вынужденная посадка, ведь в Забайкалье города разбросаны на 500 километров друг от друга. Я тогда сказал: «Ну, во-первых, ты не упадешь точно посередине, в какую-то сторону будет меньше 250 километров, а во-вторых, нужно ползти - хоть куда. Нужно как можно дольше продержаться, чтобы дать время поисковым группам. Будешь бороться до конца - тебя найдут».

Статью в «Комсомольской правде» майор в отставке хранит до сих пор

- Как отреагировали, узнав, что предстоит ампутация ног?
- Хирург сказал, что началась влажная гангрена, надо резать и чем раньше, тем лучше. Я согласился: «Что делать - давай». И все - пошли готовить циркулярку. Во время операции я очнулся - как раз циркулярка в кость впивалась.
После ампутации была еще внутриполостная операция - открылось кровотечение в двенадцатиперстной кишке. Сказались последствия стресса.
- После ампутации вы надеялись, что будете летать, как Маресьев?
- Во времена Маресьева была война. Собьют - никто отвечать не будет, многие гибнут. Но кто мне даст летать на современных самолетах? Поэтому я гнал от себя эти мысли. После увольнения в запас работал в ОКБ имени Сухого в лаборатории по разработке и исследованию искусственного сердца, в 90-е пытался заниматься бизнесом.

Жена Надежда уже 36 лет во всем поддерживает своего любимого

В воздух поднялся только в 2011 году. Мой друг, фанат малой авиации Григорий Комаренко, гендиректор Подольского завода швейных машин, купил самолет. Когда я об этом узнал, говорю: «Гриш, дай прокатиться!» Поднялись с ним в воздух - ощущение, будто и не было перерыва! Руки помнят.
- А как с ногами?
- Без проблем. Я летал на симуляторе - авиационном тренажере, там предусмотрено торможение носками ног, а стопы-то не двигаются, но я приспособился. В этом году я и на воздушном шаре летал - освоил его управление, и на гидросамолете, и с парашютом прыгал.
- В наше время кто-то мог бы сделать то, что когда-то сделали вы?
- Многие говорят: окажись я в такой ситуации, я бы не смог. А я уверен: смог бы - жить-то хочется.

Геннадий БОЧАРОВ. Фото: kompravda25.ortox.ru

Геннадий БОЧАРОВ: Военная цензура не убрала ни слова

После очерка «Непобежденный» Геннадия БОЧАРОВА, вышедшего в 1977 году в «Комсомольской правде», а потом включенного в книгу об отважных людях, герой публикации и редакция получали письма мешками. Я позвонила Геннадию Николаевичу, чтобы передать привет от летчика КОЗЛОВСКОГО.

- Мне о Юре кто-то из летчиков рассказал. Показали материал в «Красной звезде», но сказали, что цензура все повыбрасывала. Я поехал в Пушкино, встретился с героем и написал полосу. Материал заслали в Главную военную цензуру. Обычно ответ приходил через месяц, а тут на второй день позвонил главный военный цензор Генштаба и попросил, чтобы я подъехал к нему на Пироговку. Встретил, пожал руку и сказал: «Отныне вы будете выходить только на меня. Ни одного слова, ни одной запятой мы не убираем, это гимн Военно-воздушным силам страны. Спасибо». По данным Библиотеки имени Ленина, 110 газет и журналов мира перепечатали эту полосу на разных языках. История драматичная! Кстати, свадьбу Юрия и Надежды Козловских мы устроили в Голубом зале «Комсомолки».
Мы добивались, чтобы Юрия представили к званию Героя Советского Союза. Обращались к Громыко - он тогда был Председателем Верховного Совета СССР. Но, по Конституции, если человеку вручается награда, других поощрений не полагается. А сразу после публикации Козловского повысили до майора и дали орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. И все. Сделать тут ничего нельзя - такой закон.