150 лет назад, 25 января 1874 года, родился Сомерсет Моэм. И даже если кто-то не читал его «Острие бритвы», «Луну и грош», «Бремя страстей человеческих», то экранизацию романа «Театр», снятую в 1978-м на Рижской киностудии, видели все. Правда, исполнитель роли любовника-пройдохи Ивар Калныньш, десятилетиями снимавшийся в России и зарабатывавший гонорары, которые в родной Латвии ему и не снились, заявил, что в нашу страну он больше ни ногой. Но картины с его участием никто не отменял. Как и произведения писателя. А в его биографии есть факты, которыми сегодня вряд ли стоит гордиться.
Изгой-заика
Юрист Роберт Ормонд Моэм, державший контору в Париже, подсуетился, чтобы его младший сын родился на территории посольства Великобритании. Важно было получить английское подданство, иначе Сомерсет стал бы французом, и, случись война, топать ему прямиком на фронт. Но рос он в Париже, в детстве болтал только по-французски. И только в десять лет, после смерти матери и отца, был отправлен к дяде-священнику в Англию. А там с ним случился логоневроз - он начал заикаться, и это сохранилось на всю жизнь.
- Я был мал ростом; не силен физически; я заикался, был застенчив и слаб здоровьем. Я инстинктивно сторонился людей, что мешало мне с ними сходиться, - жаловался писатель.
Шпион-искуситель
По стопам деда, отца и троих братьев-адвокатов Моэм не пошел. Изучал литературу и философию в университете немецкого Гейдельберга. А потом поступил в медицинскую школу, где набил руку, принимая роды. В Первую мировую служил в Красном Кресте и в корпусе скорой помощи, прежде чем был завербован в британскую секретную разведслужбу. В 1917-м под видом корреспондента направился в Санкт-Петербург. У англичан пригорало, что Россия может заключить мир с Германией, и та перебросит силы с Восточного фронта на Западный. «Я должен был сделать так, чтобы русские продолжали воевать», - писал Моэм.
США и Великобритания отвалили $150 тыс. на поддержку Временного правительства. Сомерсет же с помощью бывшей любовницы Александры Кропоткиной втерся в доверие к его главе Керенскому. Дочь анархиста была переводчицей во время их обедов, для которых Моэм не скупился на икру и водку. Не в коня корм: Временное правительство бежало, и миссию Сомерсет провалил.
Русофоб-обличитель
Впечатления от проведенных в России месяцах литератор изложил в русофобских «Записных книжках». Вот несколько отрывков, изданных в 1949-м:
«Русский патриотизм - это нечто уникальное; в нем бездна зазнайства, русские считают, что они не похожи ни на один народ, и тем кичатся; они с гордостью разглагольствуют о темноте русских крестьян; похваляются своей загадочностью и непостижимостью; твердят, что одной стороной обращены на Запад, другой - на Восток; гордятся своими недостатками наподобие хама, который оповещает вас, что таким сотворил его Господь, и самодовольно признают, что они пьяницы и невежи, не знают сами, чего хотят, и кидаются из крайности в крайность, но им недостает того, весьма сложного чувства патриотизма, которое присуще другим народам».
Этот бред хорошо бы разобрать.
- «Бездна зазнайства» в русском патриотизме, пишет англичанин. Да у него и еще у американцев нам этому учиться и учиться.
- «Русские считают, что они не похожи ни на один народ, и тем кичатся». А британцы - нет? Ну и «не похожи», конечно, как и любой другой народ.
- «Россия одной стороной обращена на Запад, другой - на Восток». А как иначе, если вся история сделала нашу страну евразийской? И это неплохо.
- Русские «гордятся своими недостатками». Точнее, не боятся в них признаться. Но лучше так, чем, как англичане, держать их глубоко в себе.
Далее Моэм сокрушается: в прошлом России «нет ни рыцарства, ни возвышенной романтики». Конечно, нам далеко до рыцарства и романтики европейских крестоносцев, поголовно вырезавших покоряемые ими народы, тогда как русские стремились, и вполне успешно, подтянуть их до цивилизационного уровня.
И еще о нас: «...в характере нет определенности, а литература слишком бедна». «Одной единственной банальной пьеской» светоч британской прозы называет «Ревизора» Гоголя. И сокрушается: «не припомню русского романа, в котором хоть один из персонажей посетил бы картинную галерею». Для Моэма это критерий качества художественного произведения - видимо, ничего из нашей литературы он больше не читал. И наконец, главный «недостаток» русских: тайну Вселенной они «видят в любви». Но у самого Сомерсета с любовью сложно - не понять ему было нашей загадочной души.
Бабник-разлучник
В молодости Моэм увлекся 23-летней актрисой Этельвиной Джоунз, известной как Сью Джоунз. Собирался жениться, но Джоунз оказалась беременна от любовника, и планы рухнули. Супругой писателя стала дочь врача-мецената Сири Уэлком. В 22 года она вступила в брак с 48-летним владельцем фармкорпорации, родила сына. А когда тому было восемь лет, закрутила роман с Моэмом. Правда, в списке ее ухажеров он был не один. Узнав об этом, писатель съязвил: «Эта доступная всему свету корова, перебывавшая в постели у большинства моих знакомых, теперь разнесет по Лондону, что у нас связь». Сам же он зависал с проститутками, да и с Сири спать не перестал. Вскоре у них родилась дочь Элизабет. Но дама все еще оставалась замужем, и супруг-рогоносец не отпускал неверную. Она попыталась покончить с собой. Когда развод таки был оформлен, Сомерсет женился на Сири. Увы, быстро остыл. В дневнике появилось мрачное: «Позорно оказаться способным только на дочь». Вскоре супруги стали жить раздельно. Через 13 лет развелись. Сири получила роскошный дом в Лондоне, «Роллс-Ройс», отступные 2400 фунтов в год для себя и 600 фунтов - для дочери.
Извращенец-безбожник
Еще в юности Моэм обнаружил: не меньше, чем к женщинам, его тянет к мужчинам. «Моя самая большая ошибка заключается в том, что я вообразил себя на три четверти нормальным и только на четверть гомосексуалом, тогда как в действительности все было наоборот», - сокрушался извращенец. Во время учебы в Гейдельберге студента развратил англичанин Джон Брукс - он был старше на десять лет. Став писателем, Сомерсет вступил в близкие отношения со своим секретарем Беверли Николзом и продолжал крутить с ним противоестественный роман, даже женившись на Сири. Какое-то время они фактически жили втроем. Но самые главные отношения в жизни Моэма - с Джеральдом Хэкстоном. Личный секретарь, дебошир, транжиривший деньги именитого патрона. Их мерзкие отношения длились 30 лет. Разница в возрасте - 18 лет. Моэм закрывал глаза на выходки Хэкстона - тот же сводил писателя с колоритными персонажами, и они появлялись либо в его романах, либо в постели, либо и там, и там. Один такой, 17-летний Дэвид Познер, занял место Хэкстона после его смерти в клинике для алкозависимых. Когда и Познер умер от рака легких, у старины Мо нарисовался новый секретарь-любовник - 50-летний Алан Сирл. Литератор вздумал даже его усыновить и отписать ему наследство, включая роскошную виллу на Лазурном Берегу. В прессе появилась карикатура: толстяк Алан на руках Моэма, а внизу подпись: «Сегодня он первый раз сказал: “Папочка!”». Только вмешательство Элизабет Моэм, дочери писателя, остановило авантюру. Но содомит Алан внакладе не остался: писатель завещал ему 50 тыс. фунтов, обстановку виллы и авторские отчисления от публикаций.
Моэм умер в 91 год от пневмонии. В Бога он не верил, и, выполняя его волю, прах развеяли под стеной библиотеки в британском Кентербери.
Кстати
- Моэм несколько месяцев прожил на Таити, где написал роман «Луна и грош». Там же он купил за бесценок дверь, которую расписал сам Гоген, и подарил ее дочери. Шедевр оценили в $37,4 тыс. Отец презентовал Элизабет картины и других известных художников. Правда, в конце жизни решил их отобрать и передать сожителю.
Источник фото: Кадр из фильма,Globallookpress.com,Commons.wikimedia.org