Писателя вдохновлял стройный девичий торс с задорно вздернутыми сосками
Писателя вдохновлял стройный девичий торс с задорно вздернутыми сосками
Я очень люблю ПУШКИНА. Поэтому на презентацию книги Юрия ПОЛЯКОВА «Конец фильма, или Гипсовый трубач» в доме-музее поэта на Арбате я шел смело и радостно.
С Александром Сергеевичем меня вообще связывает многое. В бурной молодости я, например, заснул под обеденным столом в его мемориальной квартире на Мойке в Питере. Был выпивши, само собой, но это юридически отягчающее обстоятельство в данном случае идет мне только в плюс. Мол, я и в бессознательном состоянии стремился к прекрасному. А в более бесцельном возрасте, года в три-четыре, его «Песнь о вещем Олеге» была второй по значимости в моем малолетнем репертуаре. Первой, без сомнения, стала песня на стихи Михаила Голодного «Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем командир полка». Судьба командира полка со странной фамилией Щорс, с кровью на рукаве, меня тогда волновала не меньше, чем жизненный путь князя Олега, которого общение со средне-русской природой привело к трагическому финалу. Конь помер, гадюка тяпнула. Но красного командира Щорса мне все равно почему-то было жальче. Но эти отрыжки сталинизма происходили токмо по сопливому недомыслию, честное благородное! Выдавливаю и изживаю всеми оставшимися после тоталитаризма силами. А то не пустят меня в закрома общества потребления.Стало быть, все хорошо, люблю Пушкина, изживаю сталинизм, иду на презентацию книги Полякова. Уже у самых ворот с привратником сталкиваюсь с Владимиром Конкиным.
|
Наш Вовочка КАЗАКОВ вместе с актёром Владимиром КОНКИНЫМ оказался в группе лиц, живо интересующихся творчеством Юрия ПОЛЯКОВА |
- И вы туда?- Конечно, Владимир, все мы спешим к гению русской словесности,- и порыв ветра вздернул суворовский хохолок на голове незабвенного Шарапова. Я задумался, откуда тут может быть порыв ветра, потом сообразил, что актер почудился мне в образе коммуниста Павки Корчагина. Нет, глубоко все-таки в нас сидит сталинизм! Везде революционные герои чудятся. Конкин по-актерски тонко не уточнил, к кому именно из гениев словесности он рвется, - к Пушкину или все же к Полякову, и прошмыгнул вперед. Главный зал стародворянского особняка был набит народом и канделябрами. Играло фортепьяно, и два декольте пели романсы. Наличие ералашевца Бориса Грачевского и поэта Андрея Дементьева говорило о значительности момента. Диктофоны репортеров беззвучно проглатывали речи выступающих. Режиссер Житинкин, традиционно напялив три пары очков - одни на голове, другие - на цепочке на груди, третьи, как положено, - на носу, иногда, как бы невзначай, вздрагивал и взмахивал рукой. Словно это он устроил, придумал, срежиссировал это необычайное действо, но неосторожным жестом боится испортить торжественность момента. Декольте перешли от романсов к песням советских композиторов. Стоявший позади меня Владимир Пресняков-старший робко спросил:- Володь, не знаешь, балет будет? Поляков ведь, кроме романсов, еще и балет любит.Я пожал плечами. В голове мелькнула страшная мысль: «А вдруг Поляков любит не только балет с романсами, а еще и цирк?! И сейчас выведут в зал обтрепанных молью дрессированных коал, танцующих в русских кокошниках аргентинское танго, или вонючих страусов, прячущих голову в штаны ошалевших зрителей и вытягивающих оттуда сморщенные семейные трусы хозяев». А это же запросто, если тут режиссер Житинкин. Я в страхе зажмурился и отправился вниз, где высились небоскребы книжек, собственно, ради которых и собрались все эти достойные люди.
Советский человек сидит глубоко в нас
На самом деле я очень уважительно отношусь к Юрию Михайловичу Полякову. «Литературную газету» поднял из небытия, передачу толковую «Контекст» ведет на «Культуре», пьесы отличные ставят в московских театрах. Я листал кирпич толщиной в три с половиной сантиметра новой книжки писателя. - Наталья Павловна выскочила из кресла, сорвала, отбросила прочь кофточку, навсегда вышагнула из плиссированной юбочки и осталась в одном алом галстуке, делавшем ее невообразимо голой. Нагота бывшей пионерки, правда, на миг озадачила Кокотва. Стройный девичий торс с задорно вздернутыми сосками был словно ошибочно приставлен к мясистым бедрам матроны, а мощное поросшее лоно внезапно напомнило писодею сон про «коитус леталис», - прочел я наугад.
|
Владимир КОНКИН с нижайшим почтением пожимал руку герою вечера |
Какая полезная и познавательная книжка «Конец фильма, или Гипсовый трубач»! Я продолжал листать том - кстати, 60 тысяч тираж, я таких тиражей не видел со времен брежневизма. Но тут появился Пресняков, строго вырвал у меня из рук фолиант, положил его мне в сумку, показал бутылку водки и увлек в казематы пушкинских подвалов. Там уже вовсю наливали желающим прикоснуться к современной русской литературе. Не желающим прикасаться наливали тоже, но не так охотно. Перед тем как пропасть в небытии, я успел подумать: как же эти подвалы в пушкинском доме, где сейчас наливают, похожи на незабвенную пивную «Яма» на Пушкинской улице в золотую эпоху конца 70-х годов. Как же глубоко в нас сидит советский человек! Плохо это или хорошо? Не знаю. Но по-другому и быть не может. Собственно об этом и написал новый роман Поляков.
Настольные книги
* Издательство «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» выпустило книгу «Братья Стругацкие». Довольно толково написанная биография двух самых известных фантастов СССР. Немного смущает тот факт, что один из братьев - Борис - жив, а обычно серия рассказывает об уже почивших знаменитостях. Тот факт, что один из героев может прочитать панегирик себе, явно тормозит авторов - Дмитрия Володихиа и Геннадия Прашкевича. На самом деле Стругацкие - знаковые авторы советской эпохи. Они всегда были знаменем низовой интеллигенции, своими романами подготовили почву для слома страны и идеологически создали тот перевернутый мир, в котором мы живем. Глашатай либеральных ценностей Анатолий Чубайс вспоминал: «Егор Гайдар как-то позвонил мне и говорит: «Ты думал, что из себя представляет мир Стругацких? Ты вспомни их роман «Трудно быть богом». А ведь это и есть либеральная империя, когда приходишь куда-то с миссией и несешь с собой нечто, основанное на свободе, на правах человека, на частной собственности и предприимчивости, на ответственности». Это они обсуждали расстрел Верховного Совета России из танковых орудий. Кстати, Егор Гайдар с детства дружил со Стругацкими, а потом женился на дочери одного из них, Аркадия. А экономикой занялся под влиянием романа «Обитаемый остров». Так же из книги можно узнать, что отец Стругацких был тем самым «комиссаром в пыльных шлемах» из песен Булата Окуджавы. То есть служил чекистом в продотрядах по физическому выколачиванию хлеба из крестьян. И последняя цитата, точно характеризующая их творчество. Из Рюноскэ Акутагавы. Ее отметил Аркадий Стругацкий: - Самый мудрый образ жизни заключается в том, чтобы, презирая нравы и обычаи своего времени, тем не менее ни в коем случае их не нарушать.* В Новосибирске в серии «Поэтическое приложение к журналу «Сибирские огни» вышла книга стихов Марины Кудимовой «Черёд». По моему твердому убеждению, Кудимова - самый большой поэт нашего времени. Книги у нее не выходили с середины 80-х. Но этот провал существовал лишь в издательских разборках. За это время в ее стихах только усилился резкий, безжалостный свет. Стихи пересказывать бессмысленно, надо читать. Например:
Царь не должен быть интеллигентом,Чтоб его не пожрала вина,И по-русски говорить с акцентомРусская царица не должна.Но когда совпали годовщиныИ предвестья, да еще подряд,Женщине вверяются мужчиныИ ее устами говорят.