«Одна победа! Память на всю жизнь»: история Марии Свешниковой ко Дню памяти и скорби

Многие артисты из года в год всегда с теплой грустью вспоминают тех своих предков, кто воевал.

Вот история прадеда писательницы Марии Свешниковой.

— Так сложилось, что дом, где жил мой прадед, Владимир Сергеевич Панков, до сих пор во владении семьи, и пусть его немного перестроили, стены помнят, как он чистил и мелко резал яблоко, добавляя себе в чай, а утром топил печь, чтобы его внучки не ступали по студеному полу. Прадед прошел войну, а потом война прошлась и по нему. Это история героизма, но не киношно-книжная, а реальная, со своей драмой.

Его призвали в первые дни войны, и в начале июля 1941-го семья провожала его на фронт. Он успешно воевал в составе Украинского фронта, из газет моя бабушка, 14-летняя школьница, узнала о награждении его орденом Боевого Красного Знамени, но вскоре письма от прадеда перестали приходить, и до конца войны о нем ничего не знали. В боях под Киевом большая группа наших войск была окружена немцами и взята в кольцо. Прадед, командир батальона, во время боев был ранен и контужен, солдат нес его на себе и пытался выйти из окружения. Стояла жара, мучила жажда, солдат увидел проходящую мимо женщину и попросил принести воды. Но вместо черпака она привела за собой немцев, с прадеда успели сорвать офицерские знаки отличия, и это спасло его от расстрела.

Наших пленных немцы использовали для работы на заводах. Так, трудясь в Дрездене, прадед сблизился с несколькими пленными из других лагерей. Из них он создал подпольную группу, которая поставила себе целью борьбу с власовской пропагандой.

В феврале 1945 года началась бомбардировка Дрездена ВВС Великобритании и США. Прадед редко вспоминал тот день — город полыхал и практически был стерт с лица земли, плавилось даже стекло, все бежали, попадали под обстрел. А мой прадед, Владимир Сергеевич, сел на камушек и принял судьбу — как будет, так будет. И жизнь его спасла, но уготовила новые испытания.

После побега из немецкого лагеря он попал в советский лагерь для бывших военнопленных, каждого из заключенных подозревали или в том, что он дезертир, или в том, что добровольно сдался в плен. Но из этой “тюрьмы” уже хотя бы можно стало писать письма домой. В первом письме он сомневался, стоит ли ему “воскресать из мертвых”, думая, что его семья уже живет новой жизнью, и не зная, сможет ли он вернуться домой. Его отпустили, когда выяснилось, что он был организатором подпольной группы.

Но и мирная жизнь уготовила для него немало испытаний: в организации, где он успешно работал, ему предложили уволиться, потому что не было первого отдела, подведомственного органам безопасности. Это оказалось столь унизительным для героя войны, что он чуть не бросился под трамвай. От самоубийства его остановили лишь мысли о дочери, моей бабушке. До 1951 года ему удавалось находить лишь такую работу, где не требовалось заполнять пресловутый пункт анкеты о пребывании в плену, даже ездил в геологическую экспедицию. К счастью, спустя несколько лет мои бабушка с дедушкой стали хорошо зарабатывать, и Владимир Сергеевич ушел на пенсию и посвятил свою жизнь воспитанию внучек. Лучшего деда нельзя было и представить.

Мы до сих пор всей семьей плачем, перечитывая его письма с фронта, мама часто рассказывает про его мягкую младенческую кожу на щеках, как он еженедельно ходил в баню и таскал внучек на плечах в лес собирать землянику и каждый вечер читал детские книжки, рассаживая кукол моих мамы и тети, чтобы и те слушали.

Для меня прадед не просто человек, построивший дом для всей семьи, который никто и никогда не решится продать, а человек с большой буквы, чья война длилась дольше обозначенных в учебниках сроках. И он ее выиграл.