Игорь Малашенко задумался о самоубийстве после предательства Гусинского
Бывший гендиректор НТВ Игорь Малашенко покончил с собой. Днем 25 февраля охранник обнаружил тело медиа-менеджера на дереве в саду его дома на испанском курорте Сотогранде.
Весь последний год Малашенко вел тяжелый судебный процесс о разделе имущества с первой женой - Еленой Пивоваровой. Его вторая жена, светский обозреватель Божена Рынска, считает, что мужа подкосили именно суды, сопровождавшиеся предательством его детей и соратника Владимира Гусинского.
На своей страничке в «Фейсбуке» она написала о произошедшем целую исповедь.
«В Сотогранде нет никого, кто бы мог со мной побыть. Не было прямых рейсов на Малагу. Мне самой друзья просто дали самолет, и я смогла долететь. Если бы были самолеты прямые, я бы раньше прилетела и предотвратила это все. Как я уже не раз прилетала и хватала его на ручки в припадке его отчаянья.
Из-за публичности, во избежание домыслов мне надо высказаться самой. Я очень любила Игоря и люблю его до сих пор. Я не знаю, как я буду жить без него. Мне незачем жить. Мы каждой черточкой души были дороги друг другу. У нас была большая любовь, огромная. Это была моя настоящая половинка, любовь моя. Если бы можно было все изменить, я бы целовала ему каждый пальчик, мое любимое мохнатое ушко, как я его называла. Его домашнее прозвище было папа-кот. Мы с папой-котом почти не разлучались, мы все время были вместе. Мы ходили за ручку, мы все время обнимались.
Я не хочу больше жить. Единственное, что меня может удержать, - у нас заморожены эмбрионы от него, и я могу продолжить борьбу за нашего ребенка».
«Я, пока Игорь летел в Испанию, как раз рыдала у психотерапевта в Риге, что я устала заботиться об Игоре, что мне нужно немножечко для себя пожить, что он на меня взвалил все. Я начинала срываться. Если бы я проявила стойкость и каждое утро начинала с улыбки и признания в любви, этого бы не случилось».
«В какой-то момент он вообще отказался ехать на суд, сказал, что ему этого не вынести и что пусть забирают все.
Гангрена - так мы стали называть между собой Елену, потому что от нее было не отцепиться, - не хотела 50 процентов всего, что было по-честному. Она хотела, чтобы он платил ей еще и алименты и шел работать. Сначала размер ежемесячных требований был $28 000, потом $25 000, потом $20 000. Но так как мы сами жили максимум на $14 000 и мне в душу запали слова, что она хочет его помотать и чтобы он сам концы отдал, я сказала: нет».
«Елена сама в 2017-м в NY нашла ему психиатра. Она видела, что у него после смерти отца ухудшилось состояние. Но она на суде заявляла, что он сам виноват, потому что пьет. Надо сказать, Игорь мало пил, а со мной стал еще меньше. Я добилась того, чтобы он пил не два бокала за обедом, а вообще один. Игорь мог напиться из вредности, когда хотел досадить, но алкоголизма не было. Он пил только в ситуациях, когда надо было показать, как его ранит происходящее. Друзья говорят, что до встречи со мной он попивал, а потом перестал. Елена знала, что он не может работать. Она знала, как он болен. Но на суде она заявила, что медицинская карта, брошюрованная, с номером специальным, из госучреждения - фальшивка».
«В Испанию он улетел вдруг. Подорвался и 23 февраля улетел в 7.45 утра, когда был прямой рейс. Мы должны были 26 февраля подавать на ВНЖ Латвии.
Да, я спала, когда он улетел. Паспорта он мои спрятал, чтобы я не летела за ним. Потом он написал мне, где паспорта. Но сказал, что будет заниматься делами, что должен отдохнуть от всех, и меня в том числе. У меня сил не хватило объять его своей любовью, защитить от ужаса, не пустить в небытие. Он просил меня не лететь за ним в Испанию, сказал, что хочет побыть один. Написал: «Не вздумай лететь сюда, а то Гибралтар не получишь». Это он собирался мне завещать гибралтарские компании, на которых висел испанский дом. Он давно говорил, что ему надо побыть одному и отдохнуть от суда.
Я пыталась говорить с Игорем, говорила, что мне сил не хватает, что я не тяну одна, что мне очень плохо. Это было правдой, у меня силы закончились. Виновата, что призналась ему в этом. Мне надо было тянуть, раз уж я просила его развестись. Я сама любила повторять, что надо тянуть через не могу, и вот сама не приложила усилий. Мне не хватило ласкового тепла, чтобы объять его, чтобы каждый день его ласкать, говорить, что все будет хорошо, как он просил. Я ему честно признавалась, что я устала, очень устала и у меня нет сил. Это моя вина, и мне ее всю жизнь нести».
«Мне надо было прекратить борьбу. И Игорь был бы жив. Но мне казалось, что раз она обещает его убить, то я обязана палить из всех орудий. Я так понимала защиту Игоря. Игорь чувствовал себя преданным детьми. Володя не ответил ему ни на одно письмо. Игорь сначала написал: «Ну и дрянь ты, Володька». Потом ему адвокат сказал, что Володя переживает, что за его школу $70 000 в год папа платить перестанет. И тогда Игорь написал: «Я буду платить за школу. Я люблю тебя. Па». Володя опять не ответил. Игорь написал еще письмо, что он бы хотел, чтобы Володя поработал, что платить не его обязанность, а милость, и он хотел бы иногда слышать спасибо. Он не понимал, как так: когда он, не женясь, жил с Боженой, всех все устраивало. Даже в гости ездили. А как женился и начался дележ, так дети отвернулись».
«Я предчувствовала что-то. Психотерапевт сказал, что у Игоря самоуничтожающее поведение и что у него непреодолимое желание все отдать, свернуться калачиком и покончить с собой. Я передала Игорю все, стала объяснять, что на самом деле у нас хватит денег, чтобы выжить, что я готова с ним жить довольно скромно. Я в месяц жила на $2500, больше Игорь мне не давал, я иногда пеняла, но на самом деле мне хватало.
Меня злило, что доченька потратила $25 000, передала свою карту матери, ничего ему не сказав. Меня бесило, что сын, уезжая в лагерь, получает $4000 на карманные расходы и спасибо не говорит, даже на письма не отвечает. Но если бы дети давали отцу тепло и писали, благодарили хотя бы, я бы не пеняла.
В конце концов я начала уставать от борьбы. Игорь мне не помогал, отказывался снимать трубку, когда адвокаты звонили. Ему стало плохо перед судебным заседанием. Я начинала рыдать, кричала, что у меня депрессия, что у меня не было папы и мамы и мне неоткуда брать тепло, чтобы его дальше тащить, что я скоро слягу. Что он будет делать тогда? Я была уверена, что он проживет дольше, чем я, и что он мне не помогает из мстительности. Мол, ага, ты хотела развода, просила жениться, ну вот получай теперь».
«Игорь лечиться не хотел, психотерапевт ему не понравился. В итоге я пошла к гадалке, которую мне посоветовали в «Фейсбуке». Да, я знаю, что никаких гадалок не существует. Я понимаю. Даже Игорь говорил мне, что все это чушь. Но я пошла. И она сразу сказала: так, никакой смерти у него не стоит. У вас будет долгий и очень счастливый брак. И ребенок у вас прямо вот на пороге.
Надо сказать, что у нас суррогатная мать последовательно сбрасывала эмбрионы. Остались замороженные еще. Я перестала реагировать на гормональную терапию, и яйцеклетки у меня забирали в естественном цикле. Каждый месяц общий наркоз. И в последнее время были одни неудачи. То пустая, то оболочка бракованная. Меня истерзали наркозы, я стала плохо переносить их. И я начала сбоить. Игорь чудит: то отказывается на суд лететь, то документы теряет. Пошли огромные счета от адвокатов. Деньги реально кончались. Игорь жутко паниковал. И вдруг нашелся покупатель на английский дом. И мы воспряли».
«Игорь очень страдал, что у него нет работы. Сначала Гусинский отрезал половину зарплаты у него в 2015 году. Потом, в 2017-м, перестал платить вообще, не переговорив. Игорь пошел покупать билеты, а его рабочая карта закрыта. Он позвонил Стиву, финансисту. Тот сказал, что столько, сколько Игорь потратил на полеты, никто в фирме не тратит. Игорь долго переживал от унижения. Что Гусь не сам с ним поговорил, а просто взял и закрыл карту. Я очень много раз пыталась его устроить на работу. То я на Украине казахов ему подкинула, но они не перезвонили потом, да и опасное это дело было. Игорь не хотел без санкции Назарбаева лезть в Казахстан. Я еще в 2012 году просила и Петра Авена (миллиардер, член наблюдательного совета консорциума «Альфа-Групп». - А. С.), и Таню-Валю (ельцинская дочь Татьяна Дьяченко и зять Валентин Юмашев. - А. С.) ему помочь… Игорь чудовищно паниковал. Для него самое страшное было остаться без денег».
«Наш адвокат очень старался сделать мировое соглашение. Но они затягивали процесс, мучили Игоря бесконечными атаками. И главный адвокат сказал: «Она (Гангрена) получает удовольствие от этого всего. Это гадюка». Он называл ее viper. Он говорил, что ей нечем заняться и она всю себя посвятила этой войне. Приехал второй адвокат, которого нашла я и который очень помог. Julian Henry Lowenfeld позвонил, когда закичилось заседание, и сказал: «Она злая, очень злая. Какая злая женщина».
Игорь тоже говорил: я приехал на суд, а она не то что не на нервах, нет. Она улыбается и глумится надо мной».
«Я должна похоронить Игоря рядом с папой. И самой лечь к нему. Мы были неразлучниками с ним. Но боюсь ехать в Россию - на меня налетят стервятники. Будут караулить у дома. Я очень вас прошу: удержитесь от искушения фотографировать меня у дома. Да, я старая, страшная. Я виновата, недолюбила. Не полетела за ним. Надо было. Но он так жестко написал мне, чтобы я не вздумала прилетать.
Я не снимаю вину с себя. Я должна была сразу лететь, зная риски. Но я так летала за ним несколько раз, а в этот раз я просто обиделась крепко. У меня началась реальная депрессия, я рыдала у психотерапевта. Я писала ему письма, просила ничего с собой не делать. Я писала, как я его люблю. Но у меня два дня подряд болела голова. Я была шокирована его отъездом ночным».
«Я не за деньги как таковые воевала. Я вступила в войну за справедливость. Борьба за справедливость разрушила наше счастье. Мы больше никогда не будем лежать рядом и чувствовать тепло друг к другу. Я была измотана войной, и у меня кончились силы его ласкать, прислушиваться к нему. Я замкнулась в войне. Он - в своей боли. Вот итог войны. Он мертв. Я почти мертва. Дети несчастливы».
«Я в тот вечер, когда он решил улететь, сказала ему: дай мне слово, что, когда все это кончится, мы будем жить, как задумали. Он усмехнулся, сказал: если доживу».
Советовал Горбачеву, как развалить СССР
Малашенко был классическим представителем золотой молодежи. Он родился в семье генерал-лейтенанта Евгения Малашенко, отличившегося при подавлении Венгерского восстания 1956 года.
После окончания философского факультета и аспирантуры МГУ работал в Институте США и Канады. В 1989 году перешел в международный отдел Центрального комитета КПСС, где стал советником Михаила Горбачева по сближению с Западом.
После разгрома ГКЧП его как молодого демократа бросили на идеологию. Малашенко назначили политическим директором «Останкино», а вскоре гендиректором.
Потом по заказу олигарха Владимира Гусинского он с нуля создал «НТВ» и стал президентом канала.
В 1996 году Малашенко отвечал за предвыборный пиар Бориса Ельцина и фактически сделал его президентом. Деньги в коробке из-под ксерокса несли именно на реализацию его идей. Кстати, незадолго до смерти он проговорился, как его друзья стали олигархами, в частности рассказал, что «идея залоговых аукционов, на которых были присвоены основные нефтяные активы, ничего общего с законом не имела. Кредиты для этих сделок выдавались нелегально».
В 2000 году, после ареста Владимира Гусинского и обысков в «Медиа-Мост», где Малашенко был первым заместителем председателя Совета директоров, он на 10 лет уехал из России. Жил в основном в США и Испании. Консультировал украинские медиа, руководил зарубежными проектами Гусинского.
В российское публичное поле в последний раз вышел в 2018 году, возглавив на президентских выборах штаб Ксении Собчак.
Цитата
Сергей Доренко:
«Малашенко был невыносимо чистым и рафинированным интеллигентом. Особенно бесили его очень дорогие рубашки с запонками! Это выводило меня из равновесия, и я начинал вести себя при нем, как пьяная матросня: орал матом, закидывал ногу на журнальный столик в его кабинете с напольным гольфом. Это, как мне казалось, возвращало в мир гармонию».