Звезда «Невского» Антон Васильев «бомбил» на машине за 600 рублей в день
Мы решили поговорить с 34-летним актером Антоном Васильевым, сыгравшим Семенова. Оказалось, что на своего персонажа он совсем не похож. Разве что голос такой же бархатный, с фирменной хрипотцой.
— Антон, вы называете себя «петербургским москвичом». Где живете все-таки?
— Последние два месяца в самолете Санкт-Петербург — Москва и в машине по дороге из столицы в Ярославль. Там снимаюсь в сериале про саперов «Живая мина». Параллельно в Питере идут съемки последних серий нового сезона «Невского». В Москве у меня спектакли в «Гоголь-центре» и иногда «эпизоды профессионального счастья» в кино.
— Тот же «Невский» разве не эпизод счастья?
— Наличие работы по профессии уже огромное счастье. Но бывают еще и встречи с настоящими художниками. Для меня это съемки у моего учителя и одного из самых важных людей в моей жизни Кирилла Серебренникова в «Мученике», в сериале Антона Борматова «Подкидыш», в картине Стаса Иванова «Грецкий орешек», премьера которой запланирована на 8 ноября. А еще скоро на ТВ стартует показ сериала Жоры Крыжовникова «Звоните ДиКаприо». Там я наконец-то смог прикоснуться к комедийному жанру, чему очень рад. Играю такого бизнесмена, полубандита и наслаждаюсь крутым русским черным юмором, как во всех проектах Жоры. Это вам не американский «ту мач» типа: «Он съел твою руку» или «Я изнасиловал твою маму, ха-ха-ха». Так что мне есть чем удивить тех зрителей, которые видели меня только в роли Семенова из «Невского».
— Сами пошутить любите?
— В перерывах между дублями анекдотами никого не развлекаю. Вообще я не очень компанейский парень. После съемочного дня люблю побыть один, но не в номере отеля, а на съемной квартире. Чтобы ничего не отвлекало и я мог сосредоточиться. Сварю себе гречку, и рад.
— При вашем графике, стоило бы питаться чем-то более серьезным. Котлетами с пюрешкой, например.
— Работы и правда много сейчас, и это круто! Об этом мечтал всегда. Чтобы 24 часов в сутках было мало. Очень хочу, чтобы это как можно дольше не прекращалось. Сегодня у меня, допустим, смена «Невского» заканчивается в 9 вечера, а в 6 утра я должен быть в Ярославле. Поэтому лечу из Питера до Москвы. В час ночи меня забирает машина, и в 5 утра я на месте. Принимаю душ, съедаю овсянку и выхожу на площадку. Потом обратно в столицу и бегом на ночную смену у Федора Бондарчука в «Притяжении-2». Наверное, этот ритм жизни — мое счастье.
— Уверена: на банальный вопрос «Мечтали ли вы в детстве стать актером?» меня ждет забавный ответ.
— Мой папа — инженер, мама — учительница. Я вырос в обычном спальном районе Питера. «В артисты собираешься?.. Ты че? Они же все пи..ры!» — смеялись надо мной друзья. Они же обычные пацаны: один вырос и уехал служить в Чечню, другой стал эмчеэсником. На вопрос: «Чем вы там занимаетесь?» — я тушевался и отвечал: «Этюды показываем. А еще надеваю лосины и встаю к станку...» «Брат, че за .рень?! Ладно, дело твое», — мрачнели парни. Потом из-за разных интересов наше общение сошло на нет.
В школьной самодеятельности, правда, я участвовал по большей части для того, чтобы прогуливать уроки. В 5-м классе поступил в Театр юношеского творчества (ТЮТ), не потому что хотел быть актером, а потому что девчонка, которая мне нравилась, занималась там. В этом театре все делают дети — от постройки декораций до игры на сцене. Сейчас понимаю, что ТЮТ увел меня от тусовок в подъездах и наркотиков.
Очень стыдно
— Дальше — поступили в вуз?
— По настоянию родителей я ходил на подготовительные курсы в институт сервиса и экономики. Провалил там все экзамены. А где математика не нужна? В театральной академии! Пришел на отборочный этап со школьной программой. Нужно же, чтобы у тебя был миллион стихов, басен, прозы и еще что-нибудь свое. А я читал письмо Онегина Татьяне. Нет, проза тоже была, но я выучил только четверть отрывка и молился, чтобы меня остановили раньше. Чудом прошел все три тура. Мне рассказывали, что мой мастер Вениамин Михайлович Фельштинский просил узнать, не стою ли я на учете в психдиспансере.
— Что же вы ему показали?
— Ничего особенного — медведя с контрабасом. Просто я не всегда дослушивал задания и раньше времени начинал их выполнять. Позже я узнал, что это называется «броситься в пробу». А меня за это прозвали Медведем. Кстати, когда оглашали список поступивших, мою фамилию не назвали. Я не знал, как справляться с трагедией, и побрел в сторону Фонтанки. Думаю: «Пить водку не хочется, остается утопиться». И тут за мной выбежал друг одного из абитуриентов: «Ты поступил!» Я уже сжал кулаки, чтобы ему врезать — зачем он так шутит? А оказалось, действительно поступил — что-то напутали просто.
— Студенческая жизнь была веселой?
— Это была жизнь, а не учеба, верно. Мы любили, ненавидели, познавали себя, становились людьми. Из нас лепили людей, за что спасибо всей мастерской. Мои родители могли проснуться и увидеть дома толпу незнакомых людей — моих однокурсников. Холодильник пустой. Но они тактично ни слова мне не говорили. Когда начиналась именно учеба, начинались проблемы. Лекции я прогуливал. Думал, что лучше посплю, ведь главное это вечером: сценическая речь, танец, мастерство актера. Дурак, сейчас очень жалею, что пропускал лекции великих педагогов. Помню, как сдавал зачет по зарубежной литературе, которую нечасто посещал. Понимал, что удачный билет мне попасться не может — я вообще ничего не знаю. Вытягиваю и говорю Галине Вячеславовне Коваленко: «Для начала позвольте прочитать вам стихотворение Бодлера». После этого билет у меня не спрашивали, и я с чувством, что самый хитрый, уходил с зачетом. Сейчас очень стыдно, ведь педагог все понимала и радовалась, что я хотя бы Бодлера прочитал.
— Как после выпуска вы очутились в Риге, в Театре русской драмы?
— Моего педагога, режиссера Андрея Прикотенко, пригласили туда на должность худрука. Он согласился с условием, что возьмет с собой несколько артистов, в том числе меня. Но в Риге я ничего не сыграл... Однажды из моей съемной комнаты украли все документы. А мне нужно было ехать в Питер на съемки фильма «Стритрейсеры» и на спектакль Театра на Литейном. В посольстве мне выдали бумажку на возвращение. Я вернулся, и «дверь захлопнулась». Меня должны были забрать в армию, поэтому не мог прийти в отделение милиции, чтобы восстанавливать паспорт, потому что меня бы сразу забрили. И военный билет делать не мог, так как нет документов. Пару лет пришлось тусоваться у друзей, а к моим родителям приходили люди с автоматами и спрашивали, где я.
— Сейчас из-за роли мента в «Невском» у вас проблем с полицией вообще возникать не должно.
— Надеюсь. К слову, до съемок в сериале я получал мизерные гонорары и был вынужден сутки напролет «бомбить» на машине, чтобы заработать свои 600 рублей, хотя бы на еду…
У сыскарей, к слову, тоже адская работа. Создателей «Невского» недавно пригласили на встречу с председателем Следственного комитета России Александром Бастрыкиным. Он очень любит наш проект. На встрече чествовали и ветеранов сыска. Вот там настоящие герои служат. Мы дети по сравнению с ними. В кино тем не менее стараюсь показать живого человека, у которого иногда что-то болит, иногда нет настроения работать. Или если ты только что дрался с четырьмя негодяями, у тебя как минимум не очень красивая прическа и ломит руки.
— А вам чем приходится жертвовать ради работы? От внимания поклонников не страдаете?
— Меня узнают, конечно, но не так часто, чтобы, отправляясь выносить мусор, надевать очки и парик. Иной раз где-нибудь в очереди в поликлинике думаешь: «Ну, медсестра, узнай же меня скорее». К слову, у нас в «Гоголь-центре» работает много медийных персон. С ними постоянно фотографируются, девчонки дарят цветы, игрушки, открыточки. Я к таким не отношусь. Но однажды после спектакля на поклоне вдруг слышу грубый призыв: «Антон!» Сначала не поверил, что это ко мне, а потом смотрю, из кресла в первом ряду поднимается очень брутальный дядька и протягивает мне пакет, где лежит здоровый кусок сыра и коньяк.
