Миансарова спасла домработницу Пугачевой

ВЕТЕРАН СОВЕТСКОЙ ЭСТРАДЫ: работает профессором на эстрадной кафедре

В 60-х годах Тамара МИАНСАРОВА была одной из самых популярных эстрадных певиц Советского Союза. Именно она первой в нашей стране спела твист - сначала польский «Руды-рыдс» («Рыжик»), а потом отечественный «Черный кот». В ее исполнении впервые прозвучали и многие другие шлягеры - «Топ-топ, топает малыш», «Давай никогда не ссориться», «Глаза на песке». А в 1963 году она с песней «Пусть всегда будет солнце» первой из наших исполнителей получила Гран-при на фестивале в польском городе Сопоте. И так полюбилась полякам, что те выпустили духи «Тамара», названные в ее честь. 9 февраля на Площади звезд перед ГЦКЗ «Россия» состоится заложение именной «звезды» Тамары Миансаровой. Перед этим знаменательным событием мы решили наведаться в гости к певице…

- К сожалению, сейчас многие забыли, сколько Тамара сделала для нашей эстрады, - посетовал муж и директор Миансаровой Марк Фельдман. - А кое-кто намеренно вводит народ в заблуждение. Например, Вероника Круглова недавно в интервью «ЭГ» поведала, будто песню «Топ-топ, топает малыш» композитор Станислав Пожлаков - царство ему небесное! - написал специально для нее. А Кобзон, который тогда за ней ухаживал, якобы украл у нее клавир и отдал Миансаровой. Зачем Круглова так все перевернула - совершенно непонятно…

- На самом деле Пожлаков сам дал мне эту песню на моем концерте в Ленинграде, - объяснила Тамара Григорьевна. - Никакого клавира еще не было. Были только нотная строчка и текст. Игорь Гранов сделал мне оркестровку, и по возвращении в Москву я сразу же ее записала…

Спали в подвале

- Думаю, у меня получилось так удачно исполнить песню «Солнце», потому что я пропустила ее через себя, через свою судьбу, - продолжила Миансарова. - Я родилась в 1931 году в украинском городе Кировограде. Был страшный голод. Когда мне исполнилось шесть месяцев, мой отец Григорий Ремнев, артист Одесского театра музкомедии, разошелся с мамой. Не зная, как меня прокормить, она даже пыталась меня подбросить в дом ребенка.

Но в итоге вернулась, забрала и сказала: «Томочка, умрем - так вместе!» Потом маме удалось устроиться на завод. Параллельно она пела в заводском клубе, благо мой дед был регентом церковного хора. От завода ее послали на Олимпиаду искусств в Киев, где мама победила и получила приглашение в Минск - солисткой на радио и в хор оперного театра. А потом началась война… И мы попали в самую мясорубку - оказались в оккупированном Минске. Это было так страшно: люди, повешенные в сквере у Белорусского театра, разбитые дома от вокзала до Комаровки! Помню, как по улице гнали наших пленных. И когда кто-то пытался бросить кусочек хлебушка еле идущему солдату, немцы тут же расстреливали и того, и другого. Спали мы в подвале чудом уцелевшей церкви, покрываясь каким-то тряпьем. Потом немцы прислали батюшку и приказали возобновить богослужение. Моя мама, как дочь регента, организовала детский хор на втором клиросе. Кормились мы за счет подаяния. А по ночам мама вязала для партизан рукавицы с двумя пальцами - чтобы было удобно стрелять. Я ей помогала. В неделю мы делали 2 - 3 пары. За это нам давали хлеб или еще что-то из еды. Так и перекантовались.

Ночевала под роялем

НАСТОЯЩАЯ ЗВЕЗДА: блистала в жизни и на сцене (начало 70-х)

- Потом пришли наши. Это было большое счастье, но оно было недолгим. По распоряжению правительства всех взрослых, переживших оккупацию, сажали в теплушки и отправляли в Сибирь. Увезли и мою маму. Стоял 40-градусный мороз. Я бежала за поездом и кричала: «Мама! Мамочка!» И это было страшно. Потом меня разыскала мамина сестра Дуся и забрала к себе в Ворошиловград. А через несколько месяцев маму отпустили, и мы с ней вернулись в Минск. Ее сразу же взяли работать на радио, а меня приняли в музыкальную школу при Белорусской консерватории. Занималась я по ночам в школе. А потом раскладывала под роялем набитый тряпками тюфячок и укладывалась спать. Вот таким было мое детство…

По окончании музыкальной школы решила поступать в Московскую консерваторию. Однако мне сказали, что я должна учиться только в Белоруссии, и отказались выдать документы об окончании школы. Я плюнула на это и с десятью рублями в кармане отправилась покорять Москву. Вместо документов предъявила приемной комиссии афишу о своем выступлении с симфоническим оркестром Минской филармонии. И сыграла концерт Листа, за что получила пять с плюсом. В итоге в Белоруссию послали запрос и, удостоверившись, что мои документы в порядке, меня приняли.

- У вашего отца была фамилия Ремнев, у мамы - Алексеева. Откуда же у вас взялась фамилия Миансарова?

- Во время учебы в консерватории вышла замуж за пианиста Эдика Миансарова, с которым мы учились и гуляли вместе еще с 3-го класса в Минске. Он объехал с концертами всю страну, но в жизни ему не хватало напора, чтобы чего-то добиться. Не сложилась и наша с ним семейная жизнь. У меня остался от него сын Андрей Миансаров. Он окончил консерваторию. Пишет многим певцам аранжировки. С Эдиком до сих пор общаемся, перезваниваемся.

Погубила красота

- А как получилось, что вы, пианистка с консерваторским образованием, вдруг стали эстрадной певицей?

- По окончании консерватории я получила назначение в ГИТИС как концертмейстер и консультант по вокалу. А в это время проходил Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Я приняла в нем участие как пианистка и как певица. И получила 3-ю премию. На меня сразу обратили внимание. Некоторое время выступала в программе оркестра Лаци Олаха, затем - в Московском мюзик-холле. А потом пригласили работать в Москонцерт. Первое время были трудности с материалом. Композиторы отдавали лучшие песни уже именитым исполнителям. Тогда я стала слушать радио, записывать яркие зарубежные мелодии и заказывать на них русский текст. Отсюда пошли и «Летка-енка», и «Бабушка, научи танцевать чарльстон», и многие другие мои песни. Их охотно выпускала фирма «Мелодия». На этой почве у меня завязалось сотрудничество с только начинавшим тогда поэтом Леней Дербеневым. Он написал для меня «Если рухнет фабричная труба, заменить ее можно без труда», «Прощай, моряк» и еще ряд текстов. А потом уже и господа композиторы ко мне повернулись…

- Когда, по-вашему, были лучше условия для творческой реализации - тогда, в советское время, или сейчас?

- Я и тогда пела все, что хотела. Да, когда я привезла в Москву записанный в Варшаве твист «Руды-рыдс», редакторам на радио не понравилось начало, где мужской хор на западный манер пропевал слово «твист». Этот кусок попросту отрезали. Но песню в эфир пустили.

Когда я работала в «Москонцерте», имела несчастье не угодить одному человеку, который тогда заведовал культурой. Его уже нет в живых. Могу сказать только, что это был второй человек после министра культуры Фурцевой. На всех официальных приемах он буквально не давал мне прохода. Я делала вид, что дурочка и ничего не понимаю. В результате меня начали вычеркивать из престижных поездок и всячески зажимать. К тому времени у меня было уже шесть международных премий. В том числе четыре первые премии на фестивале «Дружба», проходившем в 1965 году в шести странах. Меня выдвинули на звание заслуженной артистки. Подготовили все документы. А через год выяснилось, что они бесследно исчезли. Я не выдержала и написала заявление об уходе из «Москонцерта».

О сложившейся ситуации узнал первый секретарь Донецкого обкома и предложил мне перейти в их филармонию. Я думала, что годик там перекантуюсь. А была вынуждена проработать там целых 12 лет. Да, я по-прежнему ездила с сольными концертами по всему Советскому Союзу. Но телевидение сразу оказалось для меня закрыто. В 1970 году я сняла фильм-концерт «Солнечная баллада». Его показали один раз и на долгие годы положили на полку. Записи на радио были размагничены. В такой же ситуации оказался и Валера Ободзинский, который в то время тоже работал в Донецкой филармонии. Свои последние концерты в Твери и в Питере Валера отработал вместе со мной. Потом нас пригласили в Петрозаводск. Я уже купила билеты. Но за два дня до отъезда позвонила его жена Аня Есенина и сказала: «Валеры больше нет».

Воспитала Юлиана

- Домработница Аллы Пугачевой Людмила Дороднова как-то упоминала, что раньше работала у вас. Как она к вам попала?

- Люсю я вытащила из Подольска. Она там работала на химическом заводе. Бегала на все мои концерты. Условия работы у нее были очень вредные, она даже начала терять волосы. И я взяла ее к себе. Люся проработала со мной 13 лет. Но, видимо, у Пугачевой ей предложили лучшие условия. Во всяком случае, инициатором ее ухода была не я. Ведь Люся даже крестила мою дочь Катю! Ее отец - Игорь Хлебников - тогдашний директор моего коллектива. Потом, когда мы уже расстались, Игорь стал директором чешского «Луна-парка». А у меня появился новый директор - мой нынешний муж Марк Михайлович. Он пришел ко мне в коллектив как скрипач. И вот уже 25 лет мы живем вместе…

МЫ С ТАМАРОЙ ХОДИМ ПАРОЙ: на величественную Миансарову (в центре) преданно смотрит будущая экономка Пугачевой (с бутылкой) - 1975 г.

- А дочь пошла по вашим стопам?

- Ну, как вам сказать… Она пишет стихи. И голос у нее был. Ее даже посылали заниматься в творческую мастерскую от «Москонцерта». Но за несколько дней до наступления 2001 года случилось страшное несчастье - какие-то уличные пацаны зверски избили ее мужа Женю. Он ударился затылком о какую-то железку и через неделю, не приходя в сознание, умер. У Кати на нервной почве начали отниматься ноги. Ей пришлось уйти из культурного центра, где она работала. Сейчас она немножко пришла в себя.

- Чем вы сейчас занимаетесь?

- Формально я пенсионерка. С мэрской надбавкой она составляет всего 3400 рублей. Правда, после 70 лет можно подать на президентскую надбавку. Скажем, Капа Лазаренко получает дополнительно еще 1000 рублей. Но, согласитесь, это все равно очень мало. Поэтому, когда приглашают, я работаю на концертах. Кроме того, с 1988 года преподаю в ГИТИСе. Я профессор на эстрадной кафедре. Среди моих выпускников - Юлиан, Алика Смехова, Лада Марис, которая поет в спектакле «Иисус Христос - суперзвезда». Я горжусь, что дала им что-то в нашем деле. Сейчас певцами никто не занимается.

ПЕС БАКС: собака Тамары Григорьевны готовится к сольной карьере

- Я хожу гулять с нашим псом Баксом, - вмешался Марк Михайлович. - А улицы чем-то посыпают от гололеда. И он из-за этого скулит. «Дядя, а почему он у вас плачет?» - спрашивают меня дети. «Он не плачет, - говорю я. - Он распевается. Готовится на «Фабрику звезд».

- Между прочим, в прошлом году мы в шутку предложили одному продюсеру раскручивать собаку («ЭГ» № 35, 2003). И сейчас он на полном серьезе носится с этим проектом.

- Так пусть возьмет нашего Бакса! - предложила Тамара Григорьевна. - Если ему нравится чье-то пение, он начинает подвывать тоненьким голоском. Приходится выгонять его в коридор, чтобы не мешал…