Константин Сёмин: «Я знаю, что такое предательство!»

- Нас не интересуют голые факты, нас интересуют причины и следствия, - этими словами на канале «Россия 24» начинаются выпуски программы «Агитация и пропаганда». Ведет ее политический обозреватель Константин СЕМИН - въедливый, умеющий до этих самых причин докапываться, будь то репортажи из горячих точек или теледокументалистика. На днях в Госдуме показали фильм «Последний звонок», снятый журналистом совместно с историком Евгением СПИЦИНЫМ, где наконец прозвучало: реформы последних лет разрушают российское образование.

До сих пор снятый на народные деньги «Последний звонок» можно посмотреть только в Интернете.

- Содержанием этого фильма мы подписываем приговор современному образованию, - говорит Константин Семин. - Советская школа учила всех и всему, у всех был одинаковый доступ к образованию. Сегодня средняя школа изуродована системой ЕГЭ и не дает всесторонних знаний. Об этом говорят наши эксперты.

На стадии подготовки к госэкзамену детей разделяют по определенному признаку, фактически сортируют на элитных и колхозное быдло. Первопричина этой и не только этой трагедии - та общественно-экономическая модель, которую мы построили после 1991 года. Рынок пришел в школы. Но невозможно добиться позитивных изменений в надстройке, не изменив базиса, - эту мысль я провожу во всех своих репортажах и фильмах. При этом нельзя отказываться и от точечной борьбы с реформами. В случае со школами нужно продолжать выступать против ЕГЭ, добиваться коррекции образовательных программ по истории, литературе, другим дисциплинам.

- Какая была реакция в Госдуме?

- Зал на 150 мест оказался забит. Подано больше 80 заявок на выступление. Другое дело, мы понимаем, что никакой презентацией нельзя ничего изменить. В Думу не раз вносились законопроекты, нацеленные хотя бы на смягчение ущерба от образовательной реформы. Все они не доживали до первого чтения.

Нигилист и фрондер

Тележурналисту Семину не первый раз приходится потрясать устои. Многие помнят, как в феврале 2008 года, комментируя беспорядки в Белграде, вызванные отделением Косово, телеведущий прошелся по убитому в 2003-м премьер-министру Сербии Зорану Джинджичу, чем едва не спровоцировал международный скандал.

- Несколько лет назад обалдевшая от либеральных обещаний страна плачем провожала на тот свет западную марионетку Зорана Джинджича, человека, развалившего легендарную сербскую армию и спецслужбы, продававшего в Гаагу героев национального сопротивления за абстрактную экономическую помощь и получившего за это заслуженную пулю, - заявил журналист в ночном выпуске программы «Вести плюс».

Наутро поднялся шум. Правительство Сербии потребовало у руководства телекомпании «Россия» предоставить стенограмму передачи. Вопрос ставился так: высказывание телеведущего - его личная инициатива или отражение официальной позиции канала?

- Я освещал войны в Югославии и прекрасно понимал, о чем говорил, - вспоминает те события Семин. - Программу записал один из либеральных блогеров. Власти Сербии потребовали моего увольнения. Но сербы из разных стран начали собирать подписи в мою защиту, присылали их в редакцию факсом, и начальство на это не пошло.

В телевизионной журналистике Константин Семин больше 20 лет. 16 марта ему исполнится 38 - мы встретились незадолго до дня рождения. За ведущим закрепилась слава человека закрытого, оттого интереснее было узнать, какой он, «агитатор и пропагандист», за кадром?

- Константин, вы с детства такой революционер? Когда в вас проснулся дух противоречия?

- Я учился в престижной английской спецшколе, и голова у меня, как у многих одноклассников, была повернута на Запад. Это было начало 1990-х. Родители запирали меня в комнате, потому что у меня была фронда. Я был отчаянным троечником. Единственный предмет, с которым не было сложностей, это литература. При этом я отказывался читать Толстого. С уроков литературы меня выгоняли за грубые высказывания в адрес Некрасова, а в пятом классе я вообще подошел к учителю и сказал: «Маргарита Алексеевна, а вы знаете, что Пушкин - бабник?»

Я был весь из себя такой демократ, нигилист-антисоветчик. Толком не понимал, что мне не нравится, но ужасно не нравилось все.

Перелом произошел в 17 лет, когда, окончив школу, я поступил на журфак Уральского госуниверситета. Со второго курса начал работать на ГТРК Екатеринбурга. Мне повезло встретить очень хорошего человека - шеф-редактора Татьяну Николаеву, которая впоследствии стала учредителем информационного агентства «Накануне.ру». Она занималась тем, что сегодня нужно делать с молодежью: вправляла нам мозги. Со всеми нашими либеральными фокусами мы были отправлены в командировки в замерзающие поселки, на шахты, в заводские цеха. Нам стал открываться другой взгляд на вещи.

- Как вы оказались в Москве?

- Это забавная история. В 1999 году в Академии Аганбегяна проходил учредительный съезд партии «Единство», которой предстояло стать «Единой Россией». Строил ее Березовский. По партийно-губернаторской разнарядке по всей стране искали журналистов для освещения события. Так я оказался в Москве. Помню, в президиуме сидели Шойгу, Шабдурасулов, Александр Любимов из «Взгляда». После пресс-конференции я подошел к Любимову и, стоя в толпе журналистов, выдал: «Вас Березовский создал?» Он чуть язык не проглотил.

До этого, кстати, у меня был опыт общения и с самим Березовским. Я сотрудничал с журналом «Эксперт», был собкором по Уралу. У Березовского в Екатеринбурге намечалась встреча с тогдашним губернатором Свердловской области Эдуардом Росселем. Журналисты ждали его в аэропорту, но, когда он прилетит, информации не было. В итоге Березовский так и не появился, а администрация аэропорта Кольцово вывезла прессу двумя машинами на поле, показала его самолет и увезла назад. А нас с оператором не увезла - мы спрятались за топливным баком и всю ночь пролежали под самолетом. Утром появились Березовский с Росселем, - и тут мы со включенной камерой. Накинулись на него с вопросом, кто будет президентом России. Он сказал, что точно не коммунист.

- Рисковали ведь.

- Повезло - Березовский дал знак охране нас не трогать. Отчаянное было время. Помню, недалеко от Белоярской атомной электростанции находилось хранилище авиационных боеприпасов. Когда в 1990-х все кругом стало разваливаться, и там сложилась угрожающая ситуация, мне хватило ума перелезть через забор и вломиться с камерой на территорию. Пришлось убегать от фээсбэшников. Нас учили методу «включенного наблюдения». Однажды я нарядился в лохмотья, вымазался грязью и пошел бомжевать на вокзал. «Менял профессию».

После учредительного собрания «Единства» я вернулся в Екатеринбург - вдруг звонок. Любимов узнал, как меня зовут, разыскал: «Ты Семин Константин? Не хочешь в программе «Взгляд» попробоваться? - «Отчего же не попробоваться?» - ответил я.

Я принял участие в двух программах. Прекрасно помню, как Любимов с Березовским по телефону обсуждали тональность выпусков.

Один из сюжетов, который я снял для «Взгляда», - о конфликте на Выборгском целлюлозно-бумажном комбинате в 1998 году. По привычке первым делом я постарался выяснить, кто является учредителем предприятия, кто мобилизовал рабочих, у кого контрольный пакет акций, что делят. Стало понятно, что это далеко не рабочая революция. С одной стороны, были затронуты интересы одного магната - водочного, с другой - могущественной банковской группы, связанной с тамбовской преступной группировкой. Отснятый материал я привез во «Взгляд», но услышал: «Нет, парень, это не надо».

Тогда же в студии я встретил Женю Ройзмана, нынешнего главу Екатеринбурга - он возглавлял фонд «Город без наркотиков». Что такое уралмашевская преступная группировка, с которой связывали ройзмановский фонд, я знаю не понаслышке, - снимал сюжеты о наркоторговле. Так что цена всех этих «борцов с наркотиками» мне известна. Когда я увидел Ройзмана в студии «Взгляда», иллюзии окончательно развеялись. Я уехал домой.

Второй раз я появился в Москве в 2000-м, после командировки в Чечню. Она закончилась трагически. После нее я уже не мог оставаться в Екатеринбурге.

- Что тогда произошло?

- Я вел еженедельную программу «Накануне». В дни боев каждый выпуск мы заканчивали списком погибших в Чечне призывников. А поскольку год рождения этих ребят все чаще совпадал с моим, я решил, что должен туда поехать. Узнал, что формируется группа для командировки на Кавказ. В наш маленький отряд вошли фотокорреспондент, газетчик и два телевизионщика - я и оператор Олег Мещерягин. Сначала по согласованию с пограничниками отправились на границу Чечни и Дагестана. Потом был Грозный. Мы навестили расположение 22-й бригады внутренних войск и несколько отрядов милиции. Во многих местах нам показывали пыточные и подвалы для содержания заложников. В забетонированной стене торчали кольца, к которым приковывали людей.

В Старопромысловском районе Грозного мы наткнулись на очередную подземную тюрьму - зиндан. Возникла мысль снять ее изнутри. Я спустился, но тут же потерял сознание: там был ядовитый газ. На помощь бросился омоновец, командир группы - и тут же отключился. Следом прыгнул еще один боец - он тоже упал без сознания. Как потом рассказывали, началась паника, щит со спасательным снаряжением оказался как назло заколочен. Всех троих подняли наверх Олег Мещерягин и другой журналист, Олег Мурашов, бывший военный. Обвязавшись ремнями, он спустился в яму. Нас доставили на вертолете в Ханкалу, потом переправили в Моздок, где в реанимации я пришел в себя. Одного из бойцов спасти не удалось. Прошло 18 лет, но я всегда буду осознавать причастность к его гибели. Это трагедия, страшное стечение обстоятельств, но некоторые бывшие коллеги строчили сюжеты, как «журналист убил омоновца». Тогда я узнал, что такое настоящее предательство.

Отцовское наследство

- После Чечни вы участвовали в иракской компании - о вас пишут, как о единственном российском журналисте, побывавшем на американском авианосце «Гарри Трумэн». Как вас туда занесло?

- Особой эксклюзивности в этом не было. Когда в 2003 году началась война в Ираке, американцы искали как можно больше камер для ее освещения. Журналистов в Ираке была чертова туча - из Перу, Кот-д’Ивуара, Бангладеш... Всех пускали повсюду.

После Ирака я несколько лет работал собкором ВГТРК в Нью-Йорке и сумел посмотреть страну со всех сторон. Когда много лет спустя читал сыну «Одноэтажную Америку», удивлялся, до какой степени совпадают мои наблюдения с тем, что бросилось в глаза Ильфу и Петрову.

- В США вы представили свой фильм «Не плачь по волосам». В титрах я видела слова благодарности жене Марине и сыну Васе. Расскажете о них?

- Фильм «Don’t Cry For Your Hair» («Не плачь по волосам») - дипломная работа: в 2012 году я окончил магистратуру факультета документалистики Нью-Йоркского университета. Мне захотелось отметить всех, кто помогал в съемках и просто был рядом. Мы с женой оба из Екатеринбурга. Познакомились, когда мне было 19, а ей - 17. Вскоре после этого родители увезли ее в США. Через два года я забрал ее в Россию. К сожалению, обстоятельства сложилась так, что не так давно она решила перебраться в США снова. Сын, ему 11 лет, живет с ней. Я не делаю из этого секрета, хотя понимаю, что многим хотелось бы на этом потанцевать.

- Как и на том, что ваш отец - бывший депутат городской Думы. Дескать, не такой уж вы «простой парень из Екатеринбурга».

- Папино хождение во власть - это уровень районного, потом городского масштаба. Закончилось оно в 1999 году тем, что он на десять лет стал безработным. Я тогда только вступал во взрослую жизнь. Отец по профессии инженер, испытатель ракетной техники. Крылатые ракеты «Калибр» - разработки его конструкторского бюро «Новатор». Когда он был депутатом, ни протекции, ни особых бонусов никто из нас, троих его сыновей, не видел, долгое время семья жила в коммуналке. Папа хороший, упрямый человек, наверное, часть моего упрямства от него. Это единственное наследство, переданное мне «по блату»..