Как Сергею Довлатову не дали помереть с голоду Магомаев и Пьеха
- К эстраде Довлатов относился с долей пренебрежения, считал ее делом не очень серьезным. Для него как человека, обладавшего уникальным чувством юмора, склонного к самоиронии, эстрадные песни служили поводом для шуток. Иногда это находило отголосок в его автографах.
Так, на титульном листе книги «Марш одиноких», подписанной библиофилу Дмитрию Тарасенкову, писатель оставил целую серию «музыкальных» посвящений. Наверху, обыграв романс «Старые письма» из репертуара Клавдии Шульженко, он написал: «Романс старой куртизанки» - «В запыленной связке старых писек». Следующий «шлягер» именовался «Диссидентский романс»: «В оппозицию девушка провожала бойца». И наконец, завершалось посвящение «Романсом алкоголика»: «Цирроз-воевода дозором обходит владенья свои».
И выпить, и закусить
- Еще до эмиграции Сергей Донатович сам не без успеха пробовал свои силы в качестве поэта-песенника. Композитор Яков Дубравин в 1967 году решил принять участие в конкурсе на лучшую песню в честь 50-летия Октябрьской революции и искал того, кто мог бы на готовую мелодию написать слова. Обратился за помощью к Валерию Грубину, у которого преподавал когда-то пение в школе. Грубин привел к Дубравину Довлатова, своего ближайшего друга со времен учебы на филфаке Ленинградского университета.
Отрекомендовав как блестящего поэта.
Они хорошо посидели, выпили, и Довлатов в один присест сочинил текст песни «Свидание с Ленинградом». Правда, когда пришла пора подавать песню на конкурс, он категорически отказался подписывать ее своим именем, взяв себе псевдоним Валерий Сергеев. Песня получила на конкурсе приз. Звучала на радио и концертах. Первым ее исполнил Анатолий Королев, а затем взяли в свой репертуар Магомаев и Пьеха.
Над композитором Дубравиным Довлатов впоследствии подшучивал в книге «Соло на ундервуде»:
«Яша Фрухтман взял себе красивый псевдоним - Дубравин. Очень им гордился. Однако шутники на радио его фамилию в платежных документах указывали: «Дуб-раввин».
А их совместное произведение «Свидание с Ленинградом» писатель цитировал в повести «Заповедник»:
«Воцарилась тягостная пауза. Затем кто-то опустил пятак в щель агрегата «Меломан». Раздались надрывные вопли Анатолия Королева: «...Мне город протянул ладони площадей, // Желтеет над бульварами листва... // Как много я хотел сказать тебе, // Но кто подскажет лучшие слова?!»
Между тем эти «надрывные вопли» в то время приносили Сергею Донатовичу стабильный доход. По воспоминаниям работавшей с ним в газете завода ЛОМО «Знамя прогресса» Ирины Чуди, в моменты безденежья он обращался в контору по авторским правам и всегда мог получить за исполнение его песни рублей пять на выпивку и закуску.
Русский шрифт
- В эмиграции у Довлатова завязались приятельские отношения с легендарными шансонье Борисом Сичкиным и Михаилом Гулько. Про Бориса Михайловича он сам упоминал в том же «Соло на ундервуде»:
«Сичкин жил в русской гостинице «Пайн» около Монтиселло. Как-то мы встретились на берегу озера. Я сказал:
- Мы с женой хотели бы к вам заехать… Только как мы вас найдем?
- Что значит - как вы меня найдете? В чем проблема?
- Да ведь отель, - говорю, - большой.
Сичкин еще больше поразился:
- Это как прийти в Мавзолей и спросить: «Где здесь находится Владимир Ильич Ленин?»
А про знакомство писателя с Гулько я узнал, когда в 2009 году в качестве литературного редактора готовил к публикации в издательстве «Деком» книгу воспоминаний дяди Миши «Судьба эмигранта». Я приехал к нему, чтобы отобрать фотографии из его архива. Среди многих сотен кадров неожиданно попался поляроидный снимок, где Гулько был запечатлен за столом в компании с Довлатовым. На обороте рукой Сергея Донатовича было написано: «Дорогому Мише, с которым всегда легко, весело и спокойно».
«Дядя Миша, вы знали Довлатова?» - удивился я.
«Конечно, милый мой, как не знать, - ответил он. - В Нью-Йорке организовывались литературные вечера, где он читал свои рассказы. На некоторых я бывал. Когда в 1982 году я записал свою первую пластинку «Синее небо России», то столкнулся с проблемой - где найти русский шрифт, чтобы напечатать на обложке названия песен. В американских типографиях ведь кириллицу не использовали. Мне подсказали обратиться к жене Сергея - Елене, знакомой с типографским делом и имевшей специальную машину с русскими буквами. Потом Сергей не раз приходил в рестораны, где я выступал. Ему нравились мои песни. Мы общались, выпивали, прогуливались по Бруклину. Однажды в ресторане «Приморский» нас и сфотографировали».
С разрешения Гулько я отсканировал этот уникальный снимок и включил в книгу. А когда через несколько лет в очередной приезд к дяде Мише я спросил, не уступит ли он мне данный артефакт, то услышал:
«Дочка прибиралась у меня в квартире и случайно выбросила пакет с фотографиями. Так вот неосторожно вышло».
Видимо, у меня на лице проявилась такая буря эмоций, что Гулько решил меня как-то подбодрить.
«Не грусти, сынок! - сказал он. - У меня где-то есть книга с автографом Сергея. Возьми стул, залезь на ту полку!»
Через минуту я держал в руках аккуратный томик карманного формата - «Демарш энтузиастов». Раскрыв обложку, прочитал: «Дорогому Мише с уважением и всяческими комплексами». Смысл странного посвящения мне не смог разъяснить даже сам адресат автографа. Сегодня эта книга, изданная в парижском издательстве «Синтаксис» Марии Розановой и Андрея Синявского, хранится в моем собрании.
Наверняка книги с автографами Сергея Донатовича имелись и у Бориса Сичкина. Но он ушел из жизни 20 лет назад. А его сын Емельян с некоторых пор перестал выходить на связь. Последнее упоминание о нем в Интернете было в 2011 году в связи с его шумным и грязным разводом. Говорят, будто Емельяна уже нет в живых.
Со всеми в ссоре
- А в 2017 году мне позвонил из Нью-Йорка букинист Алик Рабинович и сообщил, что у него появилось на продажу четыре книги с автографами писателя. Ранее они принадлежали поэту-песеннику и оборотистому импресарио Павлу Леонидову. На рубеже 60 - 70-х в СССР его знала вся артистическая богема - от Кобзона до Высоцкого. Владимиру Семеновичу он, кстати, приходился двоюродным дядей.
У Леонидова была дочь Ольга, которая, как и папа, писала стихи. В начале 70-х она стала женой молодого и перспективного композитора Анатолия Гросса, более известного под псевдонимом Днепров. Семейная «фирма» неустанно снабжала шлягерами самых популярных артистов советской эстрады. Папа к тому же устраивал многим звездам гастроли. Но на пике успеха неожиданно для всех Павел Леонидович решил эмигрировать. Спешно распродал все имущество, включая потрясающую библиотеку антикварных книг. И в 1975-м вместе с женой Галиной покинул Союз.
Кто-то из московских острословов тут же сочинил эпиграмму: «Берегитесь все аиды - к вам едет Паша Леонидов». По свидетельству ранее уехавшей в Германию Ларисы Мондрус, ее муж Эгил Шварц предлагал Павлу Леонидовичу поселиться в Мюнхене и устроиться на радио «Свобода». Леонидов заявил, что поедет только в Америку, где большие перспективы.
В Нью-Йорке он пытался со свойственной ему энергией взяться за дело. Выпустил пластинку со своими песнями и интереснейшие мемуары «Владимир Высоцкий и другие» с рисунками Михаила Шемякина. Но найти свое место в «цитадели империализма» так и не сумел.
«То, что я могу писать стихи, здесь абсолютно никому не нужно, - жаловался позднее той же Мондрус Павел Леонидович. - Если ты певец, дорога одна - в кабак. Если ты конферансье или поэт, то на такси».
Работать таксистом Леонидов считал ниже своего достоинства. Предпочитал сидеть на социальном пособии. Его жене удалось найти место экономки в богатой семье. Тем и кормились.
Характер у Леонидова был, мягко говоря, непростой. Старожилы Брайтон-Бич вспоминали, что за свое недолгое пребывание в эмиграции он успел переругаться с кем только мог - от хозяина звукозаписывающей компании «Кисмет» Рувима Рублева до нобелевского лауреата Александра Солженицына. Каждый, по его мнению, что-то где-то сделал не то и не так. Вот как сам Павел Леонидович комментировал это в одном из писем журналисту из Торонто Михаилу Светлице, архив которого я приобрел у его вдовы:
«Миша... вот ты меня осуждаешь за злость. И ты прав, я сам себя за нее осуждаю, но ничего не могу с собой поделать. Да и не хочу, ибо наши литераторы из СССР - свиньи и суки: они привыкли там быть стукачами и жрать друг друга и здесь делают то же».
Страдая от одиночества, Леонидов обманом убедил эмигрировать в США дочь и зятя. Обещал, что получат многотысячные контракты со студиями звукозаписи и добьются мирового признания. Так в 1979 году Анатолий Днепров с семьей оказался на Брайтоне, где выступал в ресторанах и выпустил два альбома. Но в 1987 году он вернулся в СССР.
Павел Леонидович тоже хлопотал о возвращении на родину. По требованию посольства даже написал и опубликовал покаянное письмо. Ему долго не давали разрешение. А в 1984 году он умер от сердечной болезни. Принадлежавшие ему книги продал Алику Рабиновичу его сын Василий, родившийся уже в Америке.
Судя по содержанию автографов, Довлатов достаточно хорошо знал Павла Леонидовича. Особенно красноречивую фразу он начертал на титуле повести «Зона»: «Павлу Леонидову - Франкенштейну и Дон Кихоту одновременно, с бесполезными пожеланиями сдержанности и благопристойности».
«Марш одиноких» сопровождался ироническим стихотворным посвящением: «Среди прочих индивидов // В нашей западной глуши // Выделялся Леонидов // Красотой своей души».
На «Компромиссе» надпись была простой: «Павлу Леонидову - дружески». И наконец, последняя книга «Соло на ундервуде» была украшена самым коротким из встречавшихся мне автографов Сергея Донатовича, состоявшим из единственного слова: «Сувенир!»
