«Мне сын дороже мужа»: Николай Цискаридзе рассказал о том, как мама бросила все ради него
«Большой театр и мировая слава уже ждут меня»
Мама и няня — вот кто поначалу воспитывал маленького Колю Цискаридзе. Тайну своего рождения он узнал в 23 года, когда Ламары Николаевны уже не было в живых. Биологический, как принято говорить в таких случаях, отец жил в Тбилиси где-то по соседству и был женат. О том, что у него появился сын, мужчина то ли действительно не подозревал, то ли просто не хотел об этом знать.
Мама вышла замуж. Цискаридзе помогал растить отчим Ишхан, армянин по национальности. Он был моложе супруги на 16 лет. Однако очень любил жену. «Она выглядела фантастически молодо и привлекательно. Всегда за собой ухаживала», — вспоминает звезда балета.
Мальчику с особенными ногами путь однозначно лежал в Тбилисское хореографическое училище. Там он был лучшим студентом, и речь зашла о продолжении обучения в Москве.
О тех временах Николай со свойственной ему самоиронией рассказал в своей книге «Мой театр»: «Думал: «Я же талант! Большой театр и мировая слава уже ждут меня». Ради сына Ламара Николаевна решилась резко изменить свою жизнь.
«Пожертвовала всем, что у нее было»
Мама решила перебираться в столицу СССР вместе с Колей. Женщине пришлось расстаться с молодым мужем — Ишхан покидать Тбилиси категорически отказывался. «Мама сказала: «Мне сын дороже мужа». И уехала. Пожертвовала всем, что у нее было — уехала от родных, друзей, отказалась от налаженной жизни, прекрасно оплачиваемой любимой работы», — рассказывает Николай.
В Москве Ламаре Николаевне приходилось очень несладко. На работу не брали, финансовые сбережения таяли. На момент переезда маме Цискаридзе было всего 55. Он признает:
«Ради меня она как женщина себя сознательно похоронила. Она под мои ноги положила всю себя и все, что у нее было, абсолютно. Через полгода после нашего переезда в Москву она сильно сдала даже внешне».
Возникал такой момент, когда была возможность вернуться в Грузию. Вместе со столичными педагогами, которые по ряду обстоятельств решили перебираться в Тбилиси. Ламара Николаевна сияла, но сын был категоричен:
«Никуда не поеду. Ты можешь уезжать, куда хочешь. Я пойду танцевать только в Большой театр».
Мама могла определить его в интернат, но была непреклонна: «Мой сын в интернате жить не будет!» Опрашивая людей буквально на улице, нашла скромное жилье, которое было относительно по карману.
Проявляла удивительное терпение. С подачи педагогов училища обращала внимание Николая на физическую форму: «Никочка, тебе надо качаться, надо будет девочек носить».
Чуть ли не силком кормила так, чтобы были силы. Между тем Цискаридзе, по его собственному признанию, тогда с тоской думал: «Господи, чего они ко мне пристали? Я же гений».
В 1992 году Николая приняли в труппу Большого театра. В 1994-м Ламары Николаевны не стало.
«Она была везде, просто я не замечал этого»
Она скончалась накануне 8 марта в одной из столичных больниц после инсульта. Ламаре Николаевне было 62 года. «За два дня до смерти дала взятку в реанимации, и ей ночью сделали маникюр. Она сказала, что не может лежать в гробу неприбранная. Ее последние слова были очень смешными: "Я очень прошу, чтобы меня не хоронили в красном гробу". Потому что в 90-е годы осталось много кумача, его некуда было девать. И им обивали гробы», — поделился Николай Максимович воспоминаниями.
Цискаридзе было чуть за 20. Урну с прахом Ламары Николаевны он захоронил в Грузии. «Когда мамы не стало, оказалось, что она была везде, просто я не замечал этого», — до сих пор вздыхает лауреат двух Государственных премий РФ и трех театральных премий «Золотая маска».
