Второй случай в истории современного театра, когда худрук добровольно покидает свой пост, произошел с 87-летним Александром Ширвиндтом. Первый с руководителем театра Марии Ермоловой Владимиром Андреевым, который передал полномочия Олегу Меньшикову. Известный телеведущий Борис Берман на своей странице в соцсети назвал поступок Ширвиндта едва ли не подвигом.
Александр Анатольевич Ширвиндт по собственной воле покидает пост художественного руководителя Театра Сатиры.
Вот это воля! Как сказано у классика, «не свобода, а воля».
Мое безмерное уважение большому артисту.
Он умел (и умеет) смешить нас и ролями своими, и мемуарной прозой.
Но он, как я понимаю, не хотел становиться смешным.
Лексический нюанс. Но очень важный.
Браво, мудрый Александр Анатольевич
Слухи о том, что легендарную Сатиру ждут глобальные перемены бродят с начала пандемии. Театральное сообщество не верило, что такой гигант сцены, как Ширвиндт, уйдет на пенсию, оставив театр неизвестно на кого (преемника нет). Правда, тот, кто внимательно следил за 20-летним правлением Ширвиндта, ходил на его пресс-конференции и сборы труппы, тот поймет, что «Александр Анатольевич давно был сложить полномочия, потому что гениальным руководителям себя никогда не считал», о чем открыто говорил, а родной театр черным по белому называл «вторым эшелоном»:
— Всю жизнь театр Сатиры — второй эшелон. И эту тенденцию никак побороть нельзя. Она и сейчас существует, хотя сегодня все размыто, — написал Александр Ширвиндт в своей биографической книге «Проходные дворы биографии» (страница 31). Александр Анатольевич в той же книге проникся сочувствием к своему предшественнику — великому и противоречивому Валентину Плучеку:
— Плучек всегда страдал, что есть такие театры, сякие и театр Сатиры, — написал Александр Ширвиндт.
А ведь при Плучеку зрители стояли в очереди за билетами ночами... и будто бы жгли костры. Правда, одна из самых умных и талантливых актрис театральной Москвы Ольга Аросева незадолго до своей смерти, после презентации книги о своем отце — дипломате Александре Аросеве, сказала «ЭГ»:
— Раньше костры не жгли, — все это выдумки, но ночами за билетами стояли. Правда, и сейчас, без костров, в театре народа много.
Сегодня театр Сатиры — это не политика, а коммерция — проданы билеты на спектакль, или нет. Я знаю, что на мои спектакли билеты всегда продаются, и больше ничего не знаю. А раньше все-таки была в курсе политической линии театра, — призналась Ольга Аросева.
Театр Сатиры при Александре Ширвиндте собирал неплохую кассу, но престижных наград не получал и в фаворитах власти не числился. Ширвиндт откровенно написал в своей книге о статусе театра:
— Мы не жалуемся на сборы, но иногда смотришь на щелочку перед спектаклем, из кого эти две тысячи мест состоят, и хочется, чтобы были другие лица. А лица те, которые есть.
Ширвиндт с самого начала сделал из себя руководителя-жертву:
— Я случайно попал в кресло руководителя — меня уговорили. Плучек уже тогда болел, несколько лет не появлялся в театре. Новых интересных спектаклей не возникало, актеры стали уходить — вспоминал Ширвиндт.
На одной пресс-конференции, посвященной сбору труппы, Ширвиндт назвал себя «средним худруком»:
— Среди актеров нет хороших худруков. И Михаил Ульянов был неважным худруком театра Вахтангова, и Армен Джигарханян... Исключение из нашего актерского цеха составляет Олег Табаков. Правда, Олег — больше, чем худрук... и больше, чем актер, — так парадоксально изъяснялся Ширвиндт.
Сразу же после смерти худрука МХТ имени Чехова Олега Табакова Александр Ширвиндт сказал очень важные вещи, которые, возможно, подтолкнули его к тому, что написать заявление об уходе с поста худрука:
— В 1965 году я приехал в Градскую больницу и у Олега Павловича был инфаркт. А ему всего было 29 лет. И он мне сказал тогда ’Видишь, Шурок, как быстро все заканчивается’. К счастью, Олег Павлович поправился и радовал нас много много лет, но его слова: «Видишь, Шурок, как быстро все заканчивается» я запомнил навсегда. Тогда я подумал: «Жизнь — важнее и кино, и театра... ведь все быстро заканчивается». Тогда же Ширвиндт назвал Табакова «верным рыцарем театра, готовым отдать жизнь за сцену»:
Олег Павлович готов был броситься на амбразуру ради театра, а я вряд ли, — прокомментировал Ширвиндт «ЭГ».
После смерти Табакова нового руководителя МХТ имени Чехова впервые в истории отечественного театра выбирала в кабинете министра культуры России Владимира Мединского голосованием худруком всех крупных театров Москвы. Выбор пал на Сергея Женовача, который полностью изменил репертуар и политику Московского художественного театра.
Кто придет на место Александра Ширвиндта? — уже пару лет витает в воздухе. Первым претендентом был Сергей Газаров. Но после смерти Армена Джигарханяна правительство Москвы назначило его новым руководителем театра. Вторым претендентом считался и считается сын Юрия Яковлева — режиссер Антон Яковлев. Антон — режиссер крепкий, но без руководящего опыта. Да, к тому же слишком мягкий и интеллигентный. Долго был главным претендентом — Максим Аверин. Но в этом году Аверин назначен на должность главного Сочинского концертного зала, чему сказочно рад. Еще есть один кандидат — актер и режиссер театра Сатиры Юрий Васильев. Только вот Юрию Борисовичу уже 66, а в этом возрасте поднимать театр (с учетом сложностей нашего времени) — проблематично. К тому же Васильев все же больше актер, чем режиссер, а что сейчас происходит в театрах с руководителями-актерами, мы видим на примере театра имени Ермоловой, где правит Олег Меньшиков.
У Александра Ширвиндта, несмотря на его вес и авторитет в театральном сообществе, с первых дней руководства были серьезные враги. Чего стоят характеристики бывшей актрисы театра Сатиры, возлюбленной Андрея Миронова Татьяны Егоровой, которым она наделяет Ширвиндта все двадцать лет его руководства:
— Ширвиндт — плохой худрук театра. Еще Плучек писал: «Ни в коем случае нельзя назначать Ширвиндта главным режиссером, потому что он — эстрадник». Как режиссер Ширвиндт никуда не годится, потому что по своей натуре — не лидер. Он любит сзади что-то шепнуть, сказать и нож в человека воткнуть, а так улыбаться, острить. К сожалению, нынешние актеры Театра Сатиры страдают, но что делать — такая, видимо, у них судьба? Пошли бы работать в другие места, и вовсе необязательно в театры. Срабатывает инертность, что кто-то им должен чего-то дать, назначить из Министерства культуры гениального режиссера. Но когда это не происходит годами, то надо делать выбор — или уходить из театра и искать другой, или вовсе приобретать другую профессию. Будьте полезны людям! А если сидеть и ждать, то так и вся жизнь пройдет, неинтересно и бездарно!, — рассказала «ЭГ» Татьяна Егорова.
Правда, в театре Сатиры есть звездная плеяда актеров, которая боготворит Ширвиндта, и в нее входит — легендарная Вера Васильева. Вот так она расписала Александра Анатольевича в интервью ЭГ:
— Самый остроумный человек на моей памяти — Александра Анатольевича Ширвиндта. Если прочтете его книги, полные нежности, любви к людям, с которыми прошла его жизнь, поймете — что он не только остроумный, но и очень душевный человек. Он сохранил в душе чистую любовь к тем, кого когда-то полюбил. Казалось бы, такой красавец, преуспевающий, знаменитый, желанный, а еще удивительно добрый, удивительно трогательный. От того, что он сам такой искренний человек, в нашем театре очень доверительные отношения и хорошая атмосфера. Что и говорить, должность художественного руководителя — противная, но ему удается нести этот груз с наименьшими потерями для своей души, для театра, для актеров и зрителей, — объяснила Вера Васильева.
Александр Ширвиндт в своей последней книге «Проходные дворы биографии» объяснил свою позицию — вялого и среднего худрука:
— Мне все говорят: мягкий, добрый, вялый, где же твердость? Я предупредил, что на старости лет становиться монстром не хочу, а играть этого монстра — скучно. Поэтому — уж какой есть. Но, когда зашкаливает, приходится, — признался Ширвиндт.
Всерьез «зашкалило» Ширвиндта, когда он выгнал из театра прекрасного артиста, народного любимца Валерия Гаркалина. Гаркалин притворился «умирающим» в день премьеры театра, а сам в этот день играл в антрепризе за большие деньги, и всезнающий Ширвиндт не позволил вешать себе лапшу на уши.