20 декабря Лизе Боярской исполнилось 36 лет. Актриса признается, что любит зиму, ведь на это время выпадает сразу несколько праздников.
Декабрь – мой самый любимый месяц! Гришин День Рождения, мой, папин, Новый Год! Застолье, переходящее в застолье! Подарки! Снег! Елка! Мандарины! Новогодние базары! Украшенные витрины! И прекрасный снежный Петербург, весь в огоньках!
Елизавета перевезла своего мужа, актера Максима Матвеева, в родной город, и теперь вся ее артистическая семья в сборе. Недавно вышел фильм Александра Котта «Седьмая симфония», в котором она сыграла флейтистку, и эта работа получила высокие отзывы критиков и зрителей. В интервью «ЭГ» Елизавета рассказывает о любимых местах в родном городе, о партнерстве с отцом и с мужем, о детской мечте.
– Вы родились и выросли в Санкт-Петербурге, который вряд ли можно назвать городом радости. Флер мистики, хмурости неужели не отразился на вашем характере?
– При желании в самые ненастные дни в Петербурге можно найти то, что вызывает радость. Например, когда мы снимали сцены фильма «Ромео и Джульетта холодной войны» в Петербурге, целый день плавали на теплоходе по Неве. Правда, погода была так себе, но не важно – все равно было очень красиво, этот съемочный день мне очень запомнился. Стараюсь находить хорошее и светлое во всем.
– Фильм Игоря Зайцева «Ромео и Джульетта холодной войны» – о любви солистов Большого театра Александра Годунова и Людмилы Власовой. Годунов во время гастролей остался на Западе, а Людмила не присоединилась к нему. Они расстались, и его жизнь превратилась в трагедию и быстро оборвалась.
– У наших героев такое метафизическое существование: все, что происходит в их жизни, оказывается сюжетом спектакля, который они танцуют. Это фантазия… Параллели проводить не имеет смысла. У нас другой финал, другое развитие – все другое. Но мы воспроизводим ту атмосферу с пристальным наблюдением КГБ за артистами, системой стукачества, поездками за границу, когда нельзя было сделать самостоятельного шага. Кто-то терпел это состояние несвободы, кто-то от этого бежал, кому-то это переломало судьбу. Не одна история с этим связана, и в балете, и в драматических театрах, я более чем уверена. Параллели могут быть с той эпохой, с тем ощущением рабства и желанием людей отстаивать право на свободу творчества и существования.
– Помните свои чувства, впечатления, когда впервые увидели балет?
– Меня, совсем маленькую, в первый раз отвели в Мариинку на какой-то классический балет… Сочетание музыки и танца – для меня это высшее проявление искусства. Мне кажется, что тело может выразить намного больше, чем слово. В моем личном восприятии это так. Я сама – драматическая актриса, но балет для меня – это самое выразительное искусство. Хотя нет: самое-пресамое – конечно, музыка. Музыка – она передает любое настроение, она проникает в нас, она нас настраивает на тот или иной лад. Музыка – это совершенство. Но если человек пластикой тела рассказывает под музыку целую историю – это самое завораживающее, это самый сильный предмет искусства. Больше, чем театр, живопись, кино вместе взятые. Я искренне люблю балет, как классический, так и современный. Я сама занималась почти 13 лет: сначала классикой во Дворце пионеров, потом джазом в Доме пионеров. Так что танец занимал и занимает не последнее место в моей жизни. Если нужно танцевать в спектаклях – делаю это и с удовольствием, и с легкостью, потому что какой-никакой опыт есть, память помогает.
– Как вы думаете: почему русский балет в течение века держит первые позиции? В чем секрет успеха?
– Наверное, наша школа балета лучше других. Впрочем, мне сложно предполагать. Вот про драматических артистов я точно могу сказать: в Голливуде многие учатся по Станиславскому и, так сказать, проповедуют Систему как религию. Что касается балета, это традиции, которые чтятся. Серьезная школа и выправка. Множество балетов написаны отечественными композиторами. Это часть нашей культуры. И это замечательная ассоциация с нашей страной.
– Наверняка есть балет, который вы обожаете.
– Я очень люблю «Анну Каренину» Бориса Эйфмана! Смотрела десятки раз, и каждый раз получаю наслаждение. Когда я впервые увидела балет Бориса Эйфмана, поймала себя на мысли, что очень хочу сыграть роль Анны Карениной. И сыграла.
– Лиза, в фильме «Анна Каренина» Вронского играет ваш муж – Максим Матвеев. Вы играли вместе и заклятых врагов… Есть разница – играть с мужем любовь или вражду?
– С Максимом очень легко играть и любовь, и нелюбовь, потому что он хороший артист. Не важно, что мы – муж и жена. На съемочной площадке мы партнеры. Бывают случаи, когда режиссер не особенно озабочен актерскими работами, и нам приходиться полагаться только на себя, но мы с Максимом снимались вместе у хороших режиссеров. Максим никогда не бывает пустым, он уважает свою профессию и очень серьезно к ней относится.
– А ваш папа, Михаил Сергеевич Боярский, – какой партнер?
– С папой я снималась не так много, как хотелось бы. Папа всегда тщательно готовится к роли, все прорабатывает, у него есть несколько вариантов игры, и он полон идей. Папа – представитель петербургской актерской школы, как и я. А Максим – воспитанник Школы-студии МХАТ, где несколько иной подход к роли. С папой, так же как и с Максимом, очень надежно.
– Недавно вы сыграли на сцене Марину Цветаеву, у которой было трагическое восприятие жизни. А вы по мироощущению больше трагик?
– Я предпочитаю относиться к жизни оптимистично, сообразно своему характеру, и я – веселый человек. Считаю, что нужно оставлять глоток надежды. Нельзя смотреть на мир только через розовые очки, ибо это неправильно. Может, кому-то он в таком цвете интересен – эдакая жвачка. Но мне это неинтересно. Я люблю смотреть на настоящую жизнь, переживать подлинные вещи. Я не хочу отворачиваться от действительности, пусть она не всегда приятная и даже страшная. Но нужно давать надежду: все равно есть хорошие люди, добро, любовь и вера, которые помогают что-то пережить и превозмочь. Мое внутреннее личное ощущение – всегда должно быть дыхание надежды.