Сергей Соловьев: «Так уж устроен мир, что выхода нет. Все мы умрем»

– Сергей Александрович, расскажите, пожалуйста, о своих родителях. Почему-то мы мало о них знаем.

– Я – из нормальной советской семьи офицера. Благодарен судьбе, что с 7 до 17 лет жил в культурной столице мира – Ленинграде – и общался с фотографом Валерием Плотниковым, Сергеем Довлатовым, Иосифом Бродским. Был тогда маленький, но видел их, слышал. Мой отец – человек военный, и имел много секретов. Я видел, как это непросто жить с тайнами, и был максимально открытым.

– Видели Сергея Довлатова? Почему же вы никогда не экранизировали Довлатова? Станислав Говорухин не видел Довлатова и даже только недавно его прочитал, но при этом по произведениям Довлатова снял фильм «Была прекрасная эпоха».

– Да, я общался с Довлатовым, когда мне было всего 14 лет, а он был мэтром. Довлатов не обращал на меня, клопа, внимания. А вот с Бродским я общался много. Уговорили написать Бродского стихотворный сценарий про Буксир. Если честно, то Довлатова гением я не считаю.

– Наверняка в вашем творчестве есть самый петербургский фильм.

– Японская картина «Мелодии белой ночи», которую снимали в Петербурге. Я тогда работал с великим оператором Георгием Рербергом, с великим композитором Исааком Шварцом, и у меня снимались выдающиеся актеры: Юрий Соломин, японка Комаки Курихара и Александр Збруев.

– А Рерберг был гений?

– Рерберг был алкоголик, причем законченный.

– Сергей Александрович, осмелюсь спросить ваше мнение о творчестве Константина Богомолова. Видела вас на его премьерах.

– Я позвонил Александру Викторовичу Збруеву и попросил у него билет на спектакль «Идиот». Он: «Зачем вам, Сергей Александрович?» – а я ответил: «Хочу посмотреть». Самое главное – Богомолов не ломает литературное произведение, не искажает. Он же не берет рукопись Федора Михайловича, не вырезает из нее главы и не подклеивает вместо них другие. Вот если бы он так делал, то был бы варваром. А так ничего плохого он делает. Он говорит: «Сейчас я перескажу вам роман Федора Михайловича Достоевского так, как его вижу, чувствую». С помощью средств и возможностей театра он пишет свое сочинение на тему романа. Пишет очень талантливо, со знанием дела.

– Объясните, пожалуйста: как родилась идея экранизировать роман Толстого «Анна Каренина»? Вот Карен Шахназаров пересмотрел вашу экранизацию, с немолодыми героями, и решил сделать свою, с акцентом на молодость Анны (ей было 25 лет). Шахназаров считает, что 45-летняя женщина не сделала бы то, что сделала 25-летняя Каренина, а в вашей экранизации 45-летняя Татьяна Друбич играет Анну.

– Я спрашивал у своего учителя Михаила Ромма, почему на роль Ленина он взял Щукина, и Михаил Ильич ответил: «Щукин был поразительно похож на Ленина». Замечу, что Ромм Ленина не видел, но у него было о нем представление. Я взял Таню на роль Анны Карениной потому, что более похожего человека на эту героиню нет. Такое ощущение, что Толстой списывал Анну Каренину с Татьяны Друбич. Фильм «Анна Каренина» я поставил ради Друбич, с которой на тот момент развелся.

– Как вы думаете: почему Запад проявляет такой большой интерес к русской классике?

– Это связано с непониманием России. Не понимают, но хотят понять, вот и цепляются за Толстого, Достоевского, Чехова. В классиках выписаны характеры масштабно, объемно и ясно.

– Есть ли фильм, который вы считаете своей неудачей?

– Я их снимал не для удачи или успеха, а для себя, чтобы моя жизнь была более интересная.

– Ваше отношение к «2 Ассе 2»? Не считаете, что это вторичная картина?

– «2 Асса 2» умнее, тоньше, философичнее и лиричнее первой «Ассы». Честное слово: я очень люблю именно вторую картину и довольно скептически отношусь к первой, в которой много сиюминутного. Правда, в первой «Ассе» был собран весь цвет того времени. Но «Асса» – как детский рисунок, а «2 Асса 2» – картина.

– Некоторым показалось противоестественным воскрешение в «2 Асса 2» мальчика Бананана, да еще в такой странном виде. Что кроется за этим действом, какой-то метафизический смысл?

-​ Идею воскрешения Бананана невольно подал мне Станислав Говорухин. Правда, он предложил воскресить его героя – Крымова, но я ему ответил, что это - не в моих силах. Крымов – зло, и я не хотел воскрешать зло.

–​ Кто придумал это странное название – «Асса»?

– Африка (Бугаев) пришел ко мне в три часа ночи в гостиницу «Украина», а я уже спал, и прямо с порога спросил: «Ты хочешь, что у картины был большой успех?» Я был не в состоянии в такое время обсуждать название фильма и сказал: «Хорошо, пусть будет «Асса».

– Татьяна Друбич была вашей музой, любимой женщиной. Сложно снимать фильмы без музы? Наверняка, вам пришлось ломать себя, снимая фильмы без своей актрисы, без идеала?

– Жизнь складывается по-разному. Я не искал музу, просто она появилась, как написал Булгаков, «из воздуха». Татьяна считает, что лучшие фильмы я снял без ее участия. Но чтобы она эту глупость больше не повторяла, я снял несколько фильмов без нее. С Таней мы остались друзьями. Более того, она – мой лучший друг. У нас талантливая дочь – композитор и пианистка. Она пишет музыку к моим фильмам. Анна – мое главное счастье.

– Расскажите о своих встречах с Виктором Цоем в фильме «Асса».

– Не было встреч. Пришел на площадку и спел. Цой был очень замкнутым, немногословным, сдержанным восточным мужчиной. Мы с ним очень разные.

– А ваши нынешние друзья Сергей Шнуров и Юрий Башмет – общительные, веселые, душевные? Они классно сыграли в «2 Асса 2»

– Да, они мои друзья. Обменялись пятью словами и поняли, что мы не можем друг без друга. Для меня счастье обмениваться с ними словами и звуками. Замечу, что в бытовой жизни Шнур никогда не пользуется матерными словами. Более того, Шнур – настоящий интеллигент.

– С Борисом Гребенщиковым** дружите?

– Он прежде всего художник, большой художник. Не рок-музыкант, не гуру, не поэт, а художник во всех смыслах. Да, мы переписываемся с Борисом Борисовичем и болтаем по телефону.

– Кем бы вы еще могли быть, кроме как режиссером?

– Не представляю себя больше никем. Но если бы Ромм не взял меня на свой курс, нарушив рекомендацию, то я бы ни за что на свете не поступил во ВГИК – никто бы меня не взял. Михаил Ильич был бунтарем, и за это, кстати, его – мэтра – попросили уйти из ВГИКа. Представляете – великого Ромма выгнали из ВГИКа.

– Сергей Александрович, наверняка в свой адрес слышали упрек в том, что вы, со своими молодежными, легкими картинами «Одноклассники», «Кеды», впали в некое детство, что от вас ждут серьезных фильмов – культовых, эпохальных...

– Несерьезные «Кеды» – главная картина в моей жизни. У меня часто спрашивают: «Что вы думаете о новом поколении?» – и в фильме «Кеды» я отвечаю на этот вопрос. Разве ответ о том, какие люди приходят к нам на смену, какое будущее у России, – не эпохальный? Когда я монтировал фильм, а этот процесс скрупулезный, внимательный, то, пересматривая каждый кадр, ловил себя на мысли: «Как же я прав, как прав».

– В фильме «Одноклассники» вы показали молодежь как аморфных, депрессивных беглецов от реальности. Какие они, вчерашние школьники, сегодня?

– Замечу, что с молодежью общаюсь ежедневно – у меня второй курс актерско-режиссерской мастерской во ВГИКе. Сейчас другая молодежь. Очень хорошие дети, правда, хорошие. Лично меня это поколение обнадеживает. Тогда, еще пять лет назад, мы говорили, что выросли дебилы, и правильно говорили. А нынешние 18-летние – не дебилы, а дауны. У молодежи другое ощущение преданности, дружбы, чести. Они умеют дружить, умеют любить, умеют быть верными, и это дорогого стоит. Они смогут спасти мир без шашек и бомб.

– Москва зачитывается вашими «Воспоминаниями» . Чем была вызвана потребность обратиться к мемуарам? Ждать ли новых книг Сергея Соловьева?

–​ Я давно писал-писал, но… для себя. Кропал листочки будущей книги, когда лежал в больнице или когда маялся от безделья на фестивалях. Но в один прекрасный момент редактор журнала «Сеанс» Люба Аркус, увидев стопу моих листочков, спросила: «А что это у тебя там?» А почитав, предложила напечатать. Вначале я сомневался, что люди, о которых я рассказываю, а это режиссеры Лариса Шепитько, Андрей Тарковский, сценарист и поэт Геннадий Шпаликов, кому-то сейчас интересны и что их еще помнят. Но Люба мне возразила: «Пока знают, кто такой Сергей Соловьев, то будет интересно прочитать и о тех, о ком ты рассказываешь». Тогда я ухватился за возможность – отдать свой долг тем людям, благодаря которым я стал Сергеем Соловьевым. Если бы не они, то моя судьба сложилась бы иначе. Но это еще не все. Теперь я просто обязан написать четвертую книгу, которая будет называться «Черная книга русского кино». Третья книга заканчивается на миллениуме — переходе из одного века в другой... А я знаю, что на самом деле происходило, происходит с нашим великим кинематографом.

– Обязательство перед кинематографом... Звучит несколько абстрактно.

– Прежде всего обязан перед своим учителем – Михаилом Ильичом Роммом. Если бы не он, даже не берусь представить, что бы со мной было в этой жизни. Думаю, что ничего хорошего. Михаил Ильич принял меня на свой курс вовсе не потому, что я был такой талантливый, как, скажем, Никита Михалков (тоже ученик Ромма), а исключительно из протеста указу Никиты Хрущева, согласно которому в творческие вузы должны были принимать студентов исключительно с жизненным опытом. В своих книгах я рассказал о встречах с теми людьми, которым обязан всем. Многие из них уже ушли. А поскольку наша забывчивость – нечеловеческая, о чем еще негодовал Пушкин («Мы ленивы и нелюбопытны»), то я с удовольствием подверг себя книжной диарее. Возмутительно, что мы помним и почитаем всякую хреновину, а своих художников забываем на второй день после их смерти.

– Название «Черная книга русского кинематографа» звучит слишком мрачно для такого человека, как вы, Сергей Александрович, – жизнерадостного, веселого и всегда молодого. Кого собираетесь оплакивать?

– Лицо нашего кинематографа, которое мы потеряли, а раньше оно было прекрасным. Главное качество этого лица советского кино заключалось в том, что все фильмы нашего огромного мира были непрофессиональными. Во времена моей молодости даже говорили, что все профессиональное – это фигня, а ценность была в том, что все снимали любительские фильмы и снимали «любя кино». Понимаете? Не любя цифры сборов, а сборы, между прочим, были колоссальными. «Ассу» за первые восемь месяцев проката посмотрели 88 миллионов зрителей. Любительское кино – это акт индивидуального сознания и, как правило, не совсем нормальных людей (в хорошем смысле этого слова). В то время, как все зарабатывали бабки и знали, как их срубить, мы занимались посланиями к миру сном сумасшедших, но это были прекрасные сны. Это лицо утеряно, но не полностью. Есть еще психопаты, которые этими посланиями, а не баблом, занимаются. Среди этих великих сумасшедших, психопатов, безумцев: Рустам Хамдамов, который за копейки снял фильм «В горах мое сердце», и который я в первую очередь показываю своим студентам режиссерского факультета, Отар Иоселиани, Алексей Герман – старший – люди помешанные на искусстве. Возрождение наступит только в том случае, если мы вновь начнем получать сны о том мире. Про другой мир нам все рассказали в Голливуде.

– Вы были дружны с Андреем Тарковским. Расскажите, пожалуйста, о нем.

– Долго я не мог понять: как это возможно, что у художника с такими гармоничными, ясными и прекрасными фильмами такая сложная, мучительная личная жизнь? А ответ на этот вопрос получил совсем недавно – из книги переводчицы Тарковского в Италии Лейлы Александер-Гаррет, которая работала с ним в последние годы его жизни и которая спустя тридцать лет написала свои воспоминания о Тарковском. С этой женщиной я случайно встретился в Лондоне, где она живет, и она смогла помочь мне понять этот диссонанс жизни и творчества Андрея Тарковского.

– Говорят, что выход есть всегда.

– Так уж устроен божий мир, что выхода нет. Какой выход? Все мы умрем. Но мир наш – божий, а не свинский, а это колоссальная разница.

*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов