Петр Мамонов: «Где сыто, тепло, гладко – там нуль»

– Петр Николаевич, в вашей жизни и творчестве были разные периоды – и не только мирные, плодотворные. Какую главную мудрость вы извлекли из всех поисков и страданий?

– Если сегодня можешь сделать что-то полезное – не откладывай на завтра. Может, телефонный звонок, которого ждут, – звони. Даже малость сделай – посуду помой. Старушку через дорогу переведи. Ну, позвони ты этой подруге, с которой пять лет не разговариваешь, и посмотри, что будет, – аж взлетишь! Хорошо ведь это – не ссориться, не обижаться, не гордиться… Зачем ты нужна в этом мире? Чтобы на всех наорать? Наш Бог – Бог порядка, а не хаоса. Расставь вещи в комнате, подмети, приберись. Все это очень практическое, жизненное. Неужели отец хочет, чтобы тебе было плохо? Нет, он хочет, чтобы хорошо стало. Но обстоятельства подаются разные, чтобы ты терпела, где-то промолчала, где-то успокоилась, где-то улыбнулась, где-то перевела на шутку. Когда якобы за правду идут, флагами машут, перестреляют, – и что в результате? Дьявол рад!

Я – не сторонник буржуазной морали эгоизма и потребления. Есть жуткое выражение: кто успел – тот и съел, по которой живут все хищники. Виктор Цой не думал о том, чтобы самому быть сытым. Поэтому его песни до сих пор актуальны, их слушает молодежь. А почему? Да потому, что в песнях Виктора – свет, как и в его жизни, творчестве. А люди любят свет, как бы они ни притворялись, что любят тьму. Вот и вся моя философия, которая заключается в одном лаконичном слове – свет. Ради света я занимаюсь творчеством и все еще живу.

– Но почему же, чтобы увидеть свет, надо пройти через полный мрак?

– Тьму я себе сам нарою, что и делал много-много лет. Да, я был этаким кротом. Но тьма мне больше не нужна. Как и не нужен такой ослепляющий свет софитов и прожекторов, который я с трудом терплю. А тот свет, который и во тьме и светит, и греет, мне необходим.

– Может, есть люди, которые уже рождаются светлыми, солнечными, ангелоподобными?

– Может быть, и есть такие люди, только их словам никто не поверит. А ценно, когда тебя ведет вкривь и вкось, а ты, вопреки всему, идешь к правде, вот что ценно! Существование Бога – это же научный факт. Что же ему, Богу, от нас надо? Наши делишки мирские? Нет. Богу нужен мотив, наше внутреннее движение к плюсу, к свету. И для этого нам, людям, необходимо пройти через преодоление. Если его нет, то и пути нет. Это же правило распространяется и на творчество. Когда снимали фильм «Игла», было столько препятствий... Одно не складывалось, другое не получалось, и я пьяный лежу… Но картину сделали – через преодоление сделали. А там, где гладко, сыто, тепло, вкусно, удобно, – там нуль, а то и минус. Вот какой закон. Каким ты родился – таким тебя Бог создал и родители, ну и что? Нет, ты, миленькая, давай, сама что-то делай, борись, иди. Вот тогда Отец Небесный скажет: «О, вот, на тебе, заслужила!»

– Око за око?

– Если слабого обижают, если подонок у старухи раздавил очки, так дай ему, это совершившее, в рыло, если ты пацан. А если девушка, то сделай замечание, одерни, объясни. Проходить мимо нельзя.

– Какой вам видится наша молодежь – равнодушной, эгоистичной, избалованной?

– Молодежь не избалованная, а несчастная. Интернет – мусорная корзина, в которую свалены все отходы со всех стран, и он поглотил нашу молодежь. Раньше писатель работал – сначала мысль, потом перо, потом машинка, редактура… И мысль проходила множество этапов, пока не созревала. А в интернете – щелкнул сюда, щелкнул туда, а в итоге разыскать здоровый импульс чрезвычайно тяжело. Нынешнее поколение нуждается в поводырях, и без них никак не вывести к свету. Вот я смотрю десятки фильмов – выбираю, а потом даю жене, сыну, знакомым. Но у меня все-таки подготовленный зритель. Тогда как 15-летний парень не понимает, почему нельзя взять чужое, и никто не сможет ему это объяснить, и даже хорошее кино не сможет. Потому что все понятия впитываются до четырех лет. А если папа – «бе, бе, бе», мать – «ме, ме, ме»… Бабка говорит: «Не слушай, их, бестолковых родителей». И ребенок растет уродом. Идет по улице и видит рекламу: «Купи все и сразу. Если не умеешь работать руками, работай ногами. Хватай и беги». Кто вешает такую рекламу? Дядьки, которые на бабках сидят и «рулят» молодыми.

– Фильм Павла Лунгина «Остров» любит и молодежь. Расскажите, пожалуйста, как создавалась картина?

– Кино – режиссерское искусство, а актеры в нем только пешечки, как на шахматной доске. Поэтому актеры, и я в их числе, даже думать не должны об общем замысле или идее. Приведу вам пример: во время работы в фильме «Остров» я и Виктор Сухоруков в результате бессонной ночи придумали этюд, как нам казалось, шедевр. А когда пришли утром на съемочную площадку и показали нашу сцену Павлу Лунгину, то услышали в ответ, что плод нашей с Витей бессонной ночи – полный ужас. Павел Семенович объяснил, почему мы потратили время впустую: «Вы же не знаете ни того, что было до этой сцены, которую вы придумали, ни после». Вот режиссер видит всю ткань фильма, и каждый в нем эпизод в отдельности тонкой и прочной ниткой вплетен в общий рисунок, узор. Как актер, я доверяю свой краткий отрезок жизни режиссеру, и он полностью мной распоряжается. А я должен, как кот, существовать в кадре адекватно своей личной жизни. Уверен, что за актером – его жизнь. Как актер живет, таким он и будет в кадре. Жан Габен играл повара, как будто он всю жизнь был поваром, играл каменщика – и ни у кого не возникало сомнений, что он каменщик. В чем же дело? В мировоззрении. Актер становится этим человеком, которого играет, но оставаясь при этом таким, какой он есть. Кино только тогда способно запасть в душу молодого человека, когда в каждом кадре все настоящее.

– Ваш любимый актер – Жан Габен?

– Я против кумиров. Жан Габен или Виктор Цой адекватно существовали как в своей жизни, так и в профессии, и были на сцене такими, как внутри себя. Надо и нам снять эти шторы или шоры с глаз и взглянуть открыто, прямо друг на друга и на себя. Насколько мы открыты, честны, искренны – настолько мы люди, а все остальное – собачье дело. К сожалению, «собачье дело» в нашем обществе, и особенно в СМИ, выдается за смысл, за цель, за истину. Вот открываю некоторые газеты, и вижу там: «Колдую». И это в XXI веке? А печатать голые задницы – зачем?! Мир делится на клеточки, как организм. Если ты сам станешь светлым, то вокруг тебя сразу наступят оздоровление и чистота. Вот Виктор Цой жил чисто, спокойно, весело, брал гитару и пел. А молодежь его слушала и слушает.

– Возможно, вы выделяете из творчества Виктора Цоя то, что особенно вам близко, что вызывает у вас воспоминания о совместной работе?

– Я люблю то состояние, которое песни Виктора производят на мою душу, истоптанную многочисленными грехами. Причем, чем раньше Цой пел, когда еще не начались в его жизни стадионы, слава, поклонение, тем лично мне он больше светит. В Питере Цой был чужим среди всех модных, знаменитых, обожаемых, а на самом деле – «ручек шариковых». Пером надо писать – и стальным. Важно, что в человеке звучит, а звучит то, что в нем есть. Ни больше, ни меньше. И никуда не скроешься: ни за аппликации, изыски, припудренность, – какой ты есть пацан, таким и будешь. Особенно на сцене, особенно в голосе, особенно в пении. Вот я как дам, у меня аж пуля изо рта летит. Но я 30 лет на сцене. И все улыбаются – и молодежь, и старики. Если есть искра, значит, есть. А искра есть, когда свет в душе.

– Но вам практически сразу удалось добиться органики, причем как в кино, в театре, так и на сцене. Может, самое главное – занять свою нишу?

– Это вам так кажется. А может, в моем характере есть такая собачья грань, которая не позволяет фальшивить?! По большому счету – это не мое дело себя оценивать. Я сделал, а вы, критики, думайте – что у меня получилось, а что нет. Мы испекли свой хлеб, а вы оценивайте его, чтобы заработать свои бабки. Вы же не приходите в булочную и не спрашиваете – а как вы пекли хлеб, каким способом, а спрашиваете – свежий он или нет, и покупаете.

– Во многих фильмах Павла Лунгина вы играли практически самого себя – Петра Мамонова, или в грехе, или в святости. Но в последней картине «Царь» Иван Грозный больше ваш антипод, чем «двойник». Или, может, это видимость?

– Да вы попробуйте сыграть самого себя? Разве кто-нибудь знает, кто он такой? Через час, минуту все меняется – настроение, погода, мысли… В фильме Павла Лунгина «Такси-блюз» мне твердили: «Вот вы играете самого себя». Какая это ерунда! Никто не играет самого себя. Другое дело – уметь органично существовать в кадре. В театре самое страшное – выйти с собакой на сцену, и провал обеспечен. Собака мгновенно убирает каждого актера, потому что у нее все чисто, четко. Насколько актер приближается к собачьему, настолько хороша его игра. Единственно верный путь приблизиться к органике собаки – убрать самого себя. Нет, не личность свою, а яканье: «Я считаю. Я умею. Я – гений». Когда солнце заходит, стань в сторонку и дай ему, солнцу, сиять. Не мешая, а просто любуйся. Тогда сияет божественный свет – на экране, в спектаклях, наших песнях, когда не ради славы, не ради денег, не ради самоутверждения, а ради самого света. Чтобы он был, понимаете?!

– Вы боролись с наркоманией, и успешно. Наверняка вам есть что сказать об этой проблеме людям. Как преодолеть зависимость?

– Если ты светлым станешь, если душа потянется вверх, то сразу начнется выздоровление. Поэтому никого и никогда не надо шпынять – вот, давай, бросай, пойдем в церковь, пойдем в лечебницу, пойдем к целителям. Себя приведи в порядок – чтобы с тобой всем было просто, весело и приятно и чтобы говорили: «Вот какой, дядька, веселый, хорошенький, и анекдот может рассказать, и жизни поучить». К нам домой приезжают друзья сына и говорят: «Ой, какой у тебя отец клевый!» И для меня это лучшая похвала. Это говорит о том, что я хороший отец, и еще не старик.

– Как-то иронично вы про церковь высказались?

– Как я могу? На любое дело иду за благословением – вот, сейчас пойду пукну, и мне надо на это разрешение батюшки, что ли? Так поступают инаковерущие, а не верущие. Господь сидит рядом с нами и все слушает. Вот Господь – он мне отец, а я ему должен быть ему сыном. А сын тот, который говорит: «Папа, как надо, как правильно?» Вот у Бога, а не у священника, и спрашиваю – как мне поступить.

– В последние годы живете в деревне, да еще говорят, что отшельником. Неужели вам не хочется общения, не хочется знать, как живут люди?

– Я всю жизнь был с улицы Горького – чуваки с центра, пацаны с района. А я всегда был центровой. На Маяковке в подвале собирались, занимались карате, пели… А теперь мне интересно пожить в деревне. И так вся жизнь в центре, уже неинтересно.