Келья Зачатьевского монастыря: где рождалась слава Ефремова и Табакова
21 августа исполняется 105 лет со дня рождения Виктора Сергеевича Розова. В его спектаклях и фильмах становились знаменитыми Олег Ефремов, Олег Табаков, Татьяна Самойлова и другие.
За что драматург извинялся перед Самойловой, как его чуть не засудила Наталья Сац, какую неприятную новость Розов сообщил Табакову, и о многом другом рассказывает сын Виктора Сергеевича режиссер и театральный педагог Сергей Розов.
«Я рыдал, но я запрещаю»
- Сергей Викторович, ваш отец писал «Вечно живые» во время войны. На первой же странице читаем: не включай радио, в сводках все равно врут. Как Розов мог в те годы такое написать?
- Сразу хочу сказать, что в опубликованных воспоминаниях об отце и в моих воспоминаниях могут встречаться разночтения по датам, но за эмоциональную, атмосферную правду я ручаюсь.
Действительно, отец, который начинал как актер, очень быстро получил на фронте тяжелое ранение, ему едва не ампутировали ногу. И он на костылях руководил фронтовой театральной бригадой, которая выступала в его родном Поволжье, и параллельно, поняв, что актер хромым быть не может, поступил заочно в Литинститут и начал потихоньку создавать пьесы.
«Вечно живые» сначала назывались «Семья Бороздиных». И эта семья, если внимательно вчитаться, как сейчас сказали бы, практически диссиденты. Там нет никакого восхищения Сталиным, никаких лозунгов. Так было и в самой семье отца. Они искренне верили в социализм и в советскую власть, но не преклонялись перед вождями.
В пьесе много такого, о чем тогда не говорили. Но отец счел нужным, потому что сам был на войне и знал, как это было. То, что Борис пошел добровольцем, сейчас мы воспринимаем как само собой разумеющееся. А ведь Вероника упрекает его, говорит, мол, героем стать захотелось, заводской «броней» не воспользовался.
Действительно, тогда старались приберечь лучших, получалось, что под ружье должны вставать не такие умные, не такие полезные. И, конечно, то, что Вероника не дождалась Бориса, вышла замуж за его двоюродного брата, - об этом тоже лучше было не говорить. Ее образ вообще был новаторским: человек, который вроде бы кругом неправ, вызывал такое огромное сочувствие и симпатию.
У отца, как у драматурга, было такое качество: он долго «заволакивает» интригу, идут разговоры, и только потом, из глубины, наплывает конфликт. А тогда было принято сразу обозначать конфликт и строить всё вкруг него. Одни из-за этого сравнивали отца с Чеховым, другие ругали. В общем, когда отец отнес пьесу в Главлит (орган цензуры – прим. ред.), редактор сказал: «Я плакал над этим, но я ее запрещаю».
- Виктор Сергеевич еще до войны познакомился с вашей мамой Надеждой Варфоломеевной, красавицей, учившейся на актрису, добивался ее с 1935 года, 10 лет. Правда ли то, что «неположительная» Вероника – это отчасти она?
- Да, мама совершенно не интересовалась политикой, была довольно легкомысленной. И могла, наверное, как Вероника, летом 41-го считать, что главное – это ее день рождения и подарок от жениха.
«Аванс назад и под суд»
- С «Вечно живых» в постановке Ефремова начался «Современник», фильм «Шумный день» по пьесе «В поисках радости» - знаменитая роль молодого Табакова, «Летят журавли» - открытие Самойловой и главный приз Каннского фестиваля. По сути, ваш отец зажигал звезды.
- Никогда он не считал, что кого-то «возвеличил». Наоборот, был очень рад, что такие замечательные актеры и режиссеры играли и ставили его пьесы. Ефремов как актер дебютировал в отцовской пьесе «Ее друзья» в Центральном детском театре (ныне РАМТ). Честно говоря, папа относил к этой пьесе без придыхания. А появилась она вообще в трагикомических обстоятельствах.
Во время войны его бригада выступала в том числе на строительстве Рыбинского водохранилища, где работали заключенные. После концерта из толпы зэков выходит этакая царственная особа, на которой даже ватник сидел, как мантия, и строго спрашивает: «Кто тут режиссер?». Отец вышел на костылях. Она заявляет «Я Наталия Сац».
Она и до войны была очень известна: дочь знаменитого «мхатовского композитора» Ильи Саца, создательница первого детского театра. И вдруг неизвестно куда Сац исчезла из Москвы. Отец даже не знал, что с ней. Оказалось, ее арестовали из-за репрессированного мужа. И вот Сац перед ним и очень властно заявляет: «Я освобождаюсь в начале 45-го, получаю театр в Алма-Ате, и вы поставите у меня первую пьесу». Розов это воспринял как наваждение посреди войны.
После победы, когда фронтовые театры стали не нужны, денег не было. И вдруг в его огромную коммуналку, которая располагалась в Зачатьевском монастыре, принесли правительственную телеграмму, от Натальи Сац. Так она его вызвала на постановку «Снежной королевы». И, главное, прислала аванс.
Отец поехал, поставил. Сац сразу заметила, что перед ней пишущий человек, предложила написать пьесу и опять дала аванс! Отец, радостный, уехал в Москву и забыл напрочь. А потом снова пришла правительственная телеграмма с напоминанием и угрозой: если в 3 недели не будет пьесы, мы подадим в суд.
Отец в ужасе стал искать сюжет. И вдруг увидел заметку об ослепшей девочке, которой весь класс помогал сдавать экзамены. Это был, конечно, чересчур мелодраматический ход. На худсовете Сергей Михалков, заикаясь, сказал: «Нну, Розов, ты ддаешь, пприменил запрещенный пприем – и победил».
«Розов неуправляем»
-А как складывались отношения с Ефремовым и Табаковым?
- В Ефремова он был просто влюблен как в актера. Когда позже в «Современнике» у Ефремова-режиссера что-то не шло, отец безапелляционно заявлял: «Потому что вы должны играть главную роль». Знаете, я был знаком со многими «шестидесятниками», для них обычно существовало два мнения: свое и неправильное. Отец был таким. Его однажды не сделали главредом важного журнала, наверху сказали: «Розов – неуправляем!».
Однажды это проявилось с Ефремовым. В 90-е годы возникло много театральных фестивалей, премий, и отец был председателем какого-то жюри. Очень долго спорили о том, кому вручить приз за исполнение главной мужской роли. Одним из соискателей был Ефремов, даже не скажу, за что, - он в те годы уже был сильно болен. В общем, определили победителя.
И вот отец выходит вручать приз и объявляет фамилию…Ефремова. А диплом выписан на другого человека. Скандал был страшный.
При этом отец редко, но признавал свои ошибки. Когда снимали «Журавлей», он не принял Татьяну Самойлову еще на пробах, видел в этой роли красавицу славянской внешности, наверное, типаж мамы. Но, посмотрев фильм, сказал «Таня, вы меня победили».
У нас дома была чуть ли не драма, когда Ефремов ставил отцовскую пьесу «Традиционный сбор» в «Современнике». Отец был уверен, что главную роль будет играть «сам». Но Ефремов отдал ее Евстигнееву. Мама не спала несколько ночей и плакала. А Евстигнеев сыграл гениально, и только потом мама и отец поняли, насколько прав был Олег Николаевич.
К Табакову он относился прекрасно, но Олег намного младше. Табаков был всю жизнь благодарен отцу за такой момент. Когда Олег Павлович пробивал открытие «Табакерки», он просил похлопотать известных людей. Многие сразу же ушли в сторону, потому что театр открывать не разрешали, а отец ходил до последнего. И даже вроде Табаков сам рассказывал, что в тот момент пришел к нему Розов и сказал: «Да-а, не ожидал я, что столько людей в Москве вас не любят!».
«Ты испортил мой день»
- Как уживались ваши родители, такие разные?
- Я вообще не помню, чтобы они ссорились, хотя вели себя и воспитывали нас с сестрой (Татьяна Розова – актриса МХТ им. Чехова, прим. ред.) каждый своим способом. От отца было самое страшное – услышать: «Ты испортил мой день», и больше ни слова. С мамой в любом возрасте мы могли поругаться вдрызг и не то что не извиниться, а вообще забыть об этом сразу же.
Конечно, они очень любили дуг друга, только у отца эта была любовь с довоенного времени, с первого взгляда. А мама сама признавалась, что к ней чувство пришло намного позже, но зато навсегда.
- А как они оказались в этом монастыре?
- Там оказался отец, когда до войны приехал в Москву, спал на скамейках, на вокзалах, потом пожилая женщина сдала ему коечку в 10-метровой келье, Монастырь был превращен в скопище коммуналок. Когда хозяйка заболела, папа за ней ухаживал, и она в благодарность «отписала» ему комнату.
А отдельную квартиру мы получили только в 1960-м. И знаете, возможно, жизнь в этой келье повлияла на отца. В юности он был непримиримым атеистом, а позже в его пьесах явно появились христианские ценности.
