Александр Проханов: «Каждый день мечтаю о встрече с женой»

Четверть века назад его называли «фашистом», «рупором «красно-коричневых» и «врагом демократии». Теперь Александра ПРОХАНОВА, который ни на йоту не изменил своим убеждениям, с юбилеем поздравляет президент страны, а политические ток-шоу наперебой приглашают принять участие в качестве почетного гостя. Известному писателю и одному из ярчайших публицистов России 26 февраля исполняется 80 лет.

Блистательный Александр Андреевич в совершенстве владеет искусством, как сейчас говорят, троллинга. Если ему не нравится вопрос, он на него все равно отвечает, но в максимально провокационной форме.

«Сейчас выстрелю в вас»

Вот, скажем, поинтересовался я его отношением к спиртному. Мол, как народный трибун расслабляется?

«Я мрачный глубокий алкоголик, - ровным голосом поведал литератор. - У меня возле постели всегда стоит бутылка водки. Когда начинает брезжить голубое утро, с трудом размыкаю глаза и выпиваю эту бутылку. Я не просыхаю уже 80 лет. Первый глоток сделал, видимо, через две минуты после того, как родился. Отсюда во мне и крепость, и здоровье, и умение вести себя в обществе. За это меня почитают дамы и любят друзья».

Или вспоминаю, как однажды Проханов назвал себя страстным человеком. Начинает отвечать серьезно: «Я вообще подвержен страстям. Например, страсть к коллекционированию бабочек владела мною десятилетиями, я упивался ею. Моя первая коллекция была собрана еще в школе. Потом я страстно полюбил рисовать акварели - лубки, как я их называю. Я год, как безумный, рисовал их ночами. И в отношениях с людьми я был либо ледяным, либо раскаленным. Либо любил, либо ненавидел - иногда и то, и другое одновременно». - «В отношениях с женщинами так же?» - интересуюсь я. Без малейшей паузы следует ответ: «Ну, конечно! Бывало, увидишь - женщина идет впереди. Догонишь ее, схватишь, потопчешь, потом вскочишь на забор и кукарекаешь победно!»

А порой во время беседы и вовсе становилось жутко. Писатель говорил о том, что даже самый кроткий человек в течение жизни совершает злодеяния, за которые придется ответить перед Богом. «Думаете, на совести человека, который прошел столько военных командировок, не может быть злодеяний?» - спросил меня живой классик, имея в виду, разумеется, себя. «Неужели убивать приходилось?» - выдохнул я. «Вот, думаю, - пристально глядя мне в глаза, ответил литератор, - может быть мне сейчас в вас выстрелить. И совершить первое в своей жизни убийство. А впрочем… посмотрим, как пройдет наша беседа».

Три женщины

- Александр Андреевич, вы говорили, что прошлый юбилей провели в снегах, далеко ото всех. Как встретите 80-летие?

- Я хочу в этот день покинуть Москву и уехать туда, где мне когда-то было очень хорошо. Может быть, это будет место в Карелии, где мы провели с женой медовый месяц. Может быть, Подмосковье - Новый Иерусалим, Истра, - где я работал лесником в свое время. Или, возможно, это будет маленький уральский городок Верхотурье, где я был школьником и где отбывали ссылку две мои любимые тетушки. Словом, мне хочется оказаться там, где рождалась и складывалась моя душа, моя мечта, где я еще не написал ни строки, но уже помышлял о грядущем творчестве.

- Вы упомянули о жене. Расскажите, пожалуйста, о ней.

- Что рассказывать? Это была моя единственная жена, других не было. Она родила мне троих детей. Была возвышенным человеком. Теперь, когда ее нет уже почти семь лет, она явилась мне в совершенно ином, хрустальном образе, в котором исчезло все, что было связано с земной жизнью, что раздражало, ссорило. Как гений чистой красоты. Я вообще всем обязан трем женщинам - бабушке, маме и жене. Это они меня лелеяли, вскармливали, воспитывали. И благодаря им я, может быть, не совершил множество злодеяний, на которые меня толкала судьба.

- Кем работала ваша жена?

- Когда мы с ней познакомились, она была художницей. А потом все свои таланты принесла в жертву материнству и супружеству. Работала женой, матерью, потом бабкой множества внуков. Я думаю о жене каждый день, мечтаю о встрече с ней. Полагаю, что она тоже об этом мечтает. И мы с ней, я думаю, очень скоро повидаемся.

Убийственная передовица

- Хорошо ли вы помните вашу первую военную командировку?

- Она была на остров Даманский в 1969 году, где произошло столкновение с китайцами. Буквально за месяц до этого меня взяли в «Литературную газету», но не военным корреспондентом, а как знатока фольклора. Я увлекался тогда детскими игрушками, народными песнями, странствиями по деревням. В ту пору это вдруг стало очень востребовано.

И вот я, не имеющий никакой специальной подготовки, вдруг оказываюсь в эпицентре страшной военной драмы. Вижу тела расстрелянных пограничников. Вертолеты, на которых со всех концов страны привозили родственников убитых. Матерей, которые заходили в палатки с гробами и причитали так же, как до них матери на Куликовом и Бородинском полях, на фронтах Великой Отечественной войны.

Это меня изменило полностью. Я отвернулся от своих прежних увлечений, друзей. В «Литературке» стал писать про заводы, трассы, нефтепромыслы, бомбардировщики, подводные лодки, атомную триаду, позднее занялся Чернобылем, Семипалатинском и так далее. На моем счету 16 или 18 военных командировок.

- Однако смертельная опасность вас подстерегала и дома. Чем закончилась история с покушением на вашу жизнь в 1997-м и 1999 годах?

- Да тем и закончилась, что я живой сижу перед вами, а предполагаемый заказчик - Гусинский сидит в Израиле, потеряв свой бизнес и НТВ. Это было связано с тем, что Гусинскому не нравились мои резкие и, как ему казалось, антисемитские высказывания. Весь антисемитизм сводился к тому, что я обвинил группу еврейских пассионариев в том, что они захватили практически всю народную собственность - капиталы, недвижимость, банки. Гусинский тогда был председателем Российского еврейского конгресса. Он пригласил меня на беседу и попросил прекратить эти публикации. Добавив, что в противном случае может прибегнуть к другим, внесудебным методам.

- Прямым текстом?

- Ну, а чего такого? Беседуют два интеллигента… Я сказал, что услышал его, и на следующий день опубликовал одну из своих самых жестких передовиц под названием: «Еврейские банки и чеченские гранатометы». После этого получил кастетом в затылок. Написал, конечно, в милицию, но потом пожалел. Время было такое, не поймешь, кто перед тобой - милиционер или бандит. Через два года все повторилось - меня опять ударили по голове.

- Что же вы были без охраны?

- Какая охрана? Я был маргинальный человек из маргинальной газеты. Не было ни денег, ни сил. Да и если Господу угодно, он тебя убережет, а нет - бросит на растерзание случаю, стихии. К тому же тогда многие мои друзья погибали, и мне негоже было беречься.

Сучья элита

- И все же со временем вы стали мягче, что ли. Даете интервью своему антагонисту Познеру, сами интервьюировали идеологического врага Чубайса…

- Я же писатель, мне это интересно. Я очень долго работал на либеральном «Эхе Москвы», но проповедовал там мой сталинизм, мой империализм, мою русскую идею. Я и у Ходорковского брал интервью, и у Березовского. Все они были героями моих романов, и мне очень любопытно было взглянуть на них воочию.

- Какое впечатление на вас произвели эти два олигарха?

- Березовский мне показался очень способным, страстным, талантливым, экстравагантным человеком без моральных ограничений. Думаю, что взрывы домов в Москве так или иначе связаны с ним. Ходорковский по сравнению с ним гораздо более осторожный, пластичный, мягкий. Ну, это психологически. А так - такой же захватчик чужого. Наш народ весь страшный XX век висел на дыбе и при этом создавал несметные богатства. Когда же наконец для него открылась возможность ими воспользоваться, богатства достались кучке людей. Что может быть ужаснее владельцев «Норильского никеля»? Получается, что узники лагерей, которые в вечной мерзлоте строили дороги, пробивали штольни и гибли от непосильного труда, работали для пары магнатов?!

- Известно, что по вашей семье прошелся каток репрессий. Как же вы после этого можете быть сталинистом?

- Так же, как родственники казненных декабристов служили потом Романовым, почитая это за честь, за свое призвание, за смысл жизни. Мстить за свой род, за свои обиды слишком примитивно. Для меня идея Государства, Страны, Победы оказалась выше, чем беда и трагедия моего рода, хотя это не отменяет моей печали, моей любви и поклонения к этим костям.

- До сих пор эта фамилия вызывает споры вплоть до драк, как у Сванидзе с Шевченко…

- Да ведь я эту драку и спровоцировал.

- Как так?!

- Максим Леонардович (Шевченко. - М. П.) долгое время был таким стихийным антигосударственником, анархистом, исповедовал вольницу, волю. А потом под влиянием общения со мной, многих бесед он склонился к сталинизму. Когда Николай Карлович в своем лютом, диком антисталинизме задел эти больные струны, он получил «Десять сталинских ударов». (Так было принято называть ряд крупнейших наступательных стратегических операций в Великой Отечественной войне. - М. П.).

- Николай Карлович первым ударил...

- Удар Сванидзе - это хлопок форточки от ветра. А когда Максим Леонардович, исполненный праведной силой, могучей и прекрасной, как возмездие, наносит Сванидзе удары, повторяя: «Это Сталинград», «Это Курская дуга», «Это Севастополь», «Это Ясско-Кишиневская операция», это «Зееловские высоты» и так далее, то Николая Карловича можно только пожалеть. Потому что его физиономия, вероятно, становится похожа на карту наступления советских войск 1942 - 1945 годов.

- Каким вы видите будущее нашей страны?

- Россию ждет запоздалый, но все же мощный рывок. Модернизация по Сталину дорого обошлась стране, но, к сожалению, выхода не было - до страшной войны оставалось всего десять лет. Угроза войны и сейчас не исчезла, а исторического времени для рывка не так уж много. Главной задачей для Путина будет преобразование этой антинациональной, компрадорской, предательской элиты, которая рассматривает Россию, как добычу. Не расстрелять ее, как это сделал бы Сталин, не отрезать ей голову, как поступил бы Иван IV. Но найти способ заставить эту сучью элиту сделаться социально полезной, иначе России не быть.