Литературные рецепты: как поесть в классических традициях
Восемь легких способов почувствовать себя литературным героем
Есть такие книги, читать которые на голодный желудок невозможно. Описания трапез так красочны и ярки, что вызывают у читателя немедленное желание разбавить досуг с книгой хотя бы чашкой чаю с булкой.
Курт Воннегут, к примеру, прямо признавался, что вставил в свой роман «Малый не промах» несколько кулинарных рецептов в качестве музыкальных пауз. А Рекс Стаут издал кулинарную книгу своего знаменитого героя Ниро Вулфа как отдельное произведение.
Мы же решили вспомнить несколько рецептов, которые стали неотъемлемой частью мировой литературной классики.
Николай Гоголь. «Мертвые души»
Хозяин заказывал повару, под видом раннего завтрака, на завтрашний день решительный обед. И как заказывал! У мертвого родился бы аппетит.
«Да кулебяку сделай на четыре угла, - говорил он с присасыванием и забирая к себе дух. - В один угол положи ты мне щеки осетра да визиги, а другой гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого, какого-нибудь там того. Да чтобы она с одного боку, понимаешь, подрумянилась бы, а с другого пусти ее полегче. Да исподку-то, пропеки ее так, чтобы всю ее прососало, проняло бы так, чтобы она вся, знаешь, этак растого - не то, чтобы рассыпалась, а истаяла бы во рту как снег какой, так чтобы и не услышал». Говоря это, Петух присмактывал и подшлепывал губами.
«Чёрт побери, не даст спать», - думал Чичиков и закутал голову в одеяло, чтобы не слышать ничего. Но и сквозь одеяло было слышно».
Иван Шмелев. «Лето Господне»
- А ну-ка кваску, порадуем Москву!.. - вскрикивает мужик над нами, и слышно, как пахнет квасом. В руке у мужика запотевший каменный кувшин, красный; в другой - деревянный ковш.
- Этим кваском матушка, покойница, царевича поила... хвалил-то как! Пенится квас в ковше, сладко шипят пузырики, - и кажется все мне сказкой. Идем по стежке, в жарком, медовом духе. Гудят пчелы. Горит за плетнем красными огоньками смородина. В солнечной полосе под елкой, где чернеют грибами ульи, поблескивают пчелы. Антипушка радуется - сенцо-то, один цветок! Ромашка, кашка, бубенчики... Горкин показвает: морковник. Купырники, свербика, белоголовничек. Мужик ерошит траву ногой - гуще каши! Идем в холодок, к сараю, где сереют большие пни.
Дымит самовар на травке. Антипушка с Горкиным делают мурцовку: мнут толкушкой в чашке зеленый лук, кладут кислой капусты, редьки, крошат хлеба, поливают конопляным маслом и заливают квасом. Острый запах мурцовки мешается с запахом цветов. Едим щербатыми ложками, а Федя грызет сухарик.
- Молодец-то чего же не хлебает? - спрашивает мужик.
Говорим - в монахи собирается, постится.
Алан Милн. «Винни-Пух и все-все-все»
Винни-Пух был всегда не прочь немного подкрепиться, в особенности часов в 11 утра, потому что в это время завтрак уже давно окончился, а обед еще и не думал начинаться. И, конечно, он страшно обрадовался, увидев, что Кролик достает чашки и тарелки.
А когда Кролик спросил: «Чего тебе намазать - меду или сгущенного молока?» - Пух пришел в такой восторг, что выпалил: «И того и другого!»
Правда, спохватившись, он, чтобы не показаться очень жадным, поскорее добавил: «А хлеба можно вообще не давать!»
И тут он замолчал и долго-долго ничего не говорил, потому что рот у него был ужасно занят.
Элинор Фарджон. «Чудесный рыцарь»
Он поднялся, но Дик спросил, разве он не останется на свадебный пир.
И они положили на блюдо листы капусты и выстлали их салатом, а сверху бело-алым кольцом — редиску, и крутое яичко, что снесла Эмили, разрезав его на дольки и пустив по зеленому морю листьев, словно золотые и серебряные лодки.
А Отшельник из Хардхэма принес сачок для ловли бабочек и снял им огромную испанскую луковицу, что висела в углу часовни, и разрезал ее ножом на восемь частей, и раздвинул дольки, так что она раскрылась, словно водяная лилия, и укрепил ее в центре зеленого поля салата на венце из редисок. А пока он все это делал, он плакал, но не от радости и не от горя.
Элизабет Гилберт. «Есть, молиться, любить»
Это с Лукой я впервые попробовала кишки новорожденного барашка. Римская кулинарная классика.
В гастрономическом отношении Рим — местечко не для слабонервных; среди традиционных блюд такие деликатесы, как внутренности и язык, — те части животных, которые богачи с севера Италии обычно выкидывают.
Бараньи кишки, что мы ели, на вкус были ничего, главное — не думать о том, из чего это блюдо. Их подали в жирном сочном сливочном соусе, который сам по себе был просто объедение, но вот эти кишки… одним словом, кишки и есть.
Похоже на печенку, только нечто более кашеобразное. Все шло нормально, пока я не задумалась, как описать блюдо в книге, и мне на ум не пришло сравнение с тарелкой ленточных червей. Я резко отодвинула блюдо и заказала салат.
— Не понравилось? — спросил Лука, уплетающий деликатес за обе щеки.
— Спорим, Ганди в жизни не пробовал бараньи кишки? — спросила я.
— Может, и пробовал.
— Не может быть, Лука. Ганди был вегетарианцем.
— Чем не вегетарианская еда? — возразил Лука. — Кишки не мясо, Лиз.
Герман Мелвилл. «Моби Дик или Белый кит»
– Разинька или треска?
- Простите, что такое вы сказали насчёт трески, мадам? – с изысканной вежливостью переспросил я.
- Разинька или треска?
- Разинька на ужин? Холодный моллюск? Неужели именно это хотели вы сказать, миссис Хази? – говорю я. – Не слишком ли это липкое, холодное и скользкое угощение для зимнего времени, миссис Фурия, как вы полагаете?
Но она очень торопилась возобновить перебранку с человеком в фиолетовой фуфайке, который дожидался в сенях своей порции ругани, и, видимо, ничего не разобрав в моей тираде, кроме слова «разинька», подбежала к раскрытой двери в кухню, выпалила туда: «Разинька на двоих!» – и исчезла.
- Квикег, – говорю я. – Как ты думаешь, хватит нам с тобой на ужин одной разиньки на двоих?
Однако из кухни потянул горячий дымный аромат, в значительной мере опровергавший мои безрадостные опасения.
Когда же дымящееся блюдо очутилось перед нами, загадка разрешилась самым восхитительным образом.
О любезные други мои! Послушайте, что я вам расскажу! Это были маленькие, сочные моллюски, ну не крупнее каштана, перемешанные с размолотыми морскими сухарями и мелко нарезанной солёной свининой! Всё это обильно сдобрено маслом и щедро приправлено перцем и солью!
Сергей Лукьяненко. «Спектр»
Вначале он принялся готовить закуску. Истолок в кофейной мельничке сахар до состояния легкой пудры, высыпал в блюдце. Бросил в мельницу десяток кофейных зерен и превратил их в пыль, негодную даже для "эспрессо". Смешал с сахаром.
Теперь осталось лишь нарезать тонкими ломтиками лимон и посыпать полученной смесью, соорудив знаменитую "николашку", замечательную закуску под коньяк, главный вклад последнего русского царя в кулинарию...
Сполоснул под краном и обдал кипятком лимон, нарезал тонкими кругами, посыпал сахарно-кофейной пудрой.
Некоторые эстеты рекомендовали добавить к гармонии кисло-сладко-горького вкуса еще и соленую ноту - крошечной щепоткой моли или маленькой порцией икры. Но это Мартину всегда казалось излишеством и чревоугодием. Вот теперь приготовления к одиночной пьянке были завершены.
Юлиан Семенов. «Экспансия»
Джекобс отошел к камину, там у него стояла кофемолка и маленькая электроплита с медными турочками. Споро и красиво, как-то по-колдовски, он начал делать кофе, объясняя при этом:
- В Анкаре мне подарили рецепт, он сказочен. Вместо сахара - ложка меда, очень жидкого, желательно липового, четверть дольки чеснока, это связывает воедино смысл кофе и меда, и, главное не давать кипеть. Все то, что закипело, лишено смысла. Ведь и люди, перенесшие избыточные перегрузки - физические и моральные, - теряют себя, не находите?
- Дамасскую сталь, наоборот, закаливают температурными перегрузками.
Джекобс обернулся, мгновение рассматривал Штирлица, прищурив свои голубые глаза (у наших северян такие же, подумал Штирлиц, у владимирцев и поморов), потом усмехнулся:
- Я вас возьму на работу, несмотря на то, что вы перенесли температурные перегрузки, судя по всему, немалые. Про дамасскую сталь ввернули весьма кстати. Я страдаю излишней категоричностью, не взыщите. Идите сюда. выпьем здесь. Тут уютнее.
Штирлиц неловко поднялся, замер, потому что спину пронзило резкой болью, помассировал поясницу и медленно подошел к низкому столику возле камина, где чудно пахло кофе, совершенно особый запах, действительно, чеснок в турочке - любопытно, если когда-нибудь у меня снова будет свой дом, обязательно попробую.
- Ну, как? - спросил Джекобс, - вкусно?
- Замечательно, - ответил Штирлиц. - Когда разоритесь, не умрете с голода - есть вторая профессия. А меня возьмете посудомойкой.
