Мэр Москвы убежден, что после отставки семья не даст ему уйти в запой
Стиль руководства Лужкова таков, что никто никогда не чувствует себя абсолютно уверенно. Схлопотать можно в любой миг, и хорошо, если дело ограничится жестким тоном мэра. А то случаются и самые тривиальные разносы - по полной, отработанной в советские времена программе. Крепкое словцо лучше сладкого пряника Лужков за годы своей карьеры сам не раз такие нагоняи получал и технику их исполнения вполне освоил. Причем в такие минуты мэр осознанно стремится к тому, чтобы подчиненному стало страшно. Начальника должны бояться. Лужков запросто может пройти мимо сотрудника, которого хорошо знает, и в ответ на "Здравствуйте, Юрий Михайлович" даже не повернуть головы. Это такая тактика руководителя. Пусть человек забеспокоится, пусть переберет в памяти, чем он мог вызвать недовольство мэра. Пусть почувствует под ногами зыбкий песок. Больше будет ценить свою работу.
Мэра даже те, кто вплотную приближен к нему по должности и возрасту (не говоря уж обо всех прочих сослуживцах), величают исключительно на "вы" не только в официальной, но и в приватной обстановке. Лужков же ко всем без исключения сотрудникам обращается на "ты". "Тыкает", надо признать, необидно, по-домашнему, но вместе с тем лишний раз подчеркивает дистанцию и как бы напоминает: ты работаешь у меня, я тебя ценю, иначе бы выгнал, но правила, уж извини, здесь устанавливаю я. И ругаться за мной не заржавеет. Причем не всегда для разноса, чаще, как говорится, для связки слов. Осенью 2000 года в одном интервью Ю.М. сказал буквально следующее: "У меня нет друзей. У меня есть лишь коллеги по работе". - Работа мэра очень трудна, - считает мэр. - Но мне она нравится. Она дает возможность мне реализоваться. Потерять ее, конечно же, мне не хочется, хотя в принципе остаться без должности не боюсь. Я не впаду в депрессию, не запью, я буду жить интересно и наполненно. У меня есть свой мир - семья, я создавал этот мир долго и старательно, гораздо дольше, чем Господь Бог - землю. Понимаю, что многие люди, окружающие меня сегодня и искательно заглядывающие в глаза, мигом исчезнут, растворятся, я им буду не нужен, они пойдут обхаживать моего преемника. Сожалеть не стану. Мне даже любопытно будет посмотреть, кто как себя поведет из моего теперешнего круга. Но я не буду одинок. Да я и не боюсь одиночества. В жизни, как и в футболе, главное - команда
Важные персоны регулярно отмечаются в Лужниках на матчах футбольной команды правительства Москвы. Поговаривают, что именно в раздевалке отцы города, снявши трусы и бутсы, проводят секретные переговоры; намыливаясь под душем, обсуждают кадровые передвижки; просохнув и вкусив чайку с лимоном, подписывают указы и контракты. Гости из разряда сильных мира сего чаще являлись сюда по одному, редко парами. Лужков стремится к результату даже в ничего не значащих, самых миролюбивых товарищеских матчах. Ю.М. не любит проигрывать и готов тянуть игру (судейский свисток-то у него!), пока поражение не станет очевидным. Тогда подъехавшие к концу матча чиновники мэрии поглубже в портфели прячут бумаги, приготовленные на подпись. Сегодня с ними лучше не лезть. На поле Ю.М., конечно, начальник. Ему не принято возражать, можно только жаловаться и выпрашивать штрафные. При этом он равный среди равных и, если надо, спокойно лезет за мячом в глубокий сугроб. Но горе тому, кто решит, что Лужков смешивает игру и службу. Ты можешь сыграть, как Зидан в финале чемпионата мира-98, и удостоиться прилюдных дифирамбов от мэра, а через часок-другой он, глазом не моргнув, вкатит тебе строгий выговор с предупреждением о неполном служебном соответствии.
Вельможные губернаторы, достойнейшие члены Совета Федерации, узнаваемые с полувзгляда депутаты Госдумы, менее популярные, зато более влиятельные чиновники федерального правительства, владельцы капиталов, властители дум и, конечно же, вездесущие мастера культуры - все они приходят приветствовать человека в мокрой синей футболке. На груди его болтается на веревочке судейский свисток, и каждому ясно: что он гостям свистнет, то они и сделают. Они бы и помогли занять ему президентское кресло. На которое он не претендует. - У меня в памяти остался разговор с Черномырдиным. Мы общались не то что простецки, но, в общем, без затей и хитростей. Ч.В.С. очень ревностно следил за моими планами и однажды напрямик спросил о том же, о чем спрашивали все кому не лень. О президентских планах. И я ему стал объяснять: "Ты можешь просто так пойти в театр? Просто так съездить за границу? Надеть джинсы и зайти в магазин? Выйти на сцену и устроить капустник? Нет. Тебе, премьеру, надо спросить разрешения. А я все это могу. Это моя свобода, она мне абсолютно необходима, и я ей очень дорожу". Политик должен уметь петь и плясать
Представители творческих профессий часто подшучивают над мэром - мол, что вы от него хотите, если у него любимый художник - Шилов, любимый певец - Кобзон, а любимый композитор - Газманов! С точки зрения имиджа политика - якобы слишком простовато, но Лужкову наплевать на политические пристрастия его кумиров! Ради Кобзона он даже к Ельцину на поклон пошел. - Дело было в 1996 году. Ельцин пригласил меня, как только объявили результаты второго тура президентских выборов. Тогда выборы президента страны и мэра Москвы проходили одновременно, но я свою избирательную кампанию не вел, а ездил по стране и агитировал за Ельцина. И вот сразу после победы он мне и говорит: - Юрий Михайлович, назовите любую вашу просьбу, и я ее выполню. Любую. - Борис Николаевич, - говорю я в ответ, - смените гнев на милость в отношении Кобзона. Он не ваш сторонник, но вел себя честно.
Он мне сказал: "Я не ожидал услышать от вас такое желание. Но я сделаю все, чтобы оно было выполнено". И действительно, перестали доставать. Хотя в крупных официальных концертах Кобзона все равно не было. Лужков любит эффекты - и наблюдать, и особенно производить. Как-то к юбилею своего друга Юрия Никулина мэр готовил цирковой номер. Но на репетиции сорвался с трапеции и сломал ногу. Однако нет худа без добра: в праздничной программе на манеж вышел Лужков с загипсованной ногой и исполнил никулинский хит "А нам все равно". Его пьянит свет рампы, и он нравится себе в этом свете. Все фигня, кроме пчел Однажды мэр открывал молочную фабрику в Митино и поинтересовался насчет приготовления простокваши. Выслушав подробный отчет, решительно сказал: "Я делаю не так". И начал рассказывать, как он, мэр Москвы, у себя дома делает простоквашу. Ошалеть… Мир, в котором живет мэр в свободное от работы время, нетипичен. В нем привычные "культурные ценности" отходят на второй план, пропуская вперед другие увлечения - к примеру, возню с его любимыми пчелами или изобретение роторно-турбинного двигателя, проект которого был показан на выставке в Брюсселе (где Лужкова, как вы понимаете, никто хвалить не обязан) и оценен специалистами весьма высоко.
Лужкову, похоже, неведомы слова "мне уже поздно". Решил, что мэру Москвы неудобно не знать английский, - и выучил. Захотел играть в теннис и кататься на горных лыжах - и натренировался, доведя навык до той черты, когда пропадает боязнь осрамиться на людях и когда сам получаешь удовольствие от того, что делаешь на корте или на снежном склоне. Удостоверившись в полезности своих увлечений, мэр предлагает их городу. Выставки-продажи меда, запускаемая программа создания горнолыжных спусков… Лужков как бы говорит жителям: я попробовал, это здорово, попробуйте и вы. Свою цистерну мэр выпил Весь рабочий день у Лужкова поднималась температура. Когда поздним зимним вечером мэр отправился домой, в подмосковное Молоденово, он полыхал так, что можно было выключать печку. Приехали. Лужков открыл воспаленные глаза: "Пошли на корт". И два часа рубился в теннис. А в полвосьмого утра в автомобиль садился бодрый, полный сил мужчина, вид которого чудесно подтверждал мнение о том, как сладка жизнь большого начальника: дай себе лишь труд проснуться, откушать икорки и донести зад до персонального авто. Лужков уже давно и абсолютно преднамеренно следует правилу вышибать клин клином. Однажды по мэрии пошли разговоры, что с Лужковым работает экстрасенс, который в середине дня энергетически подпитывает мэра. Окажись оно так, народ мигом бы успокоился - дескать, вот откуда все берется. Смущало лишь то, что никто, включая секретарей и охрану, никакого экстрасенса в глаза не видел.
А тут еще Ю.М. чуть ли не во всех смертных грехах сознается: - Я русский человек, и выпивал, и курил с восьми лет до двадцати восьми. Все помню: папиросы "Дели", потом "Ява", "Дукат", "Новость", "Шипка"… Все это мы проходили. Но пить и курить я бросил бесповоротно. В отличие от Марка Твена, который сорок раз бросал. А я - один. И никакое это не суперменство. Это моя философия, если угодно. Для меня одна из личных ценностей - это последовательность. Обязательность перед другими, перед собой. Я этим очень дорожу. Теперь хорошо бы сбросить вес. В середине семидесятых был момент. Когда я после серьезной болезни очень сильно похудел. По мне чуть ли не слезы лили, а я чувствовал себя как заново родившийся. С тех пор точно знаю: толстый человек - это тот, кто нуждается в дополнительном отдыхе. Мне бы сбросить десять кило, тогда я буду лучше бегать, лучше буду играть в футбол и теннис. Берете возраст мужчины, делите пополам…
Что касается разговоров о Лене, они меня совершенно не интересуют. Три года после смерти жены жил один и уже начал привыкать к другой жизни. Правда, она была не такой уж одинокой - младший сын жил со мной, мама сразу же взяла на себя все заботы по хозяйству. И вроде притерпелся я к этой роли … вдовца. Нехорошее слово. Нет, в качестве мужа я себя чувствую значительно лучше. Лена, как мне кажется, ведет себя правильно, не лезет "в кадр", хотя нередко попадает под острое перо. Она не стремится получить паблисити. И тем отличается от многих жен высокопоставленных чиновников, которые, например, вдруг начинают заниматься благотворительностью. Как только повысили мужа, тут же супруга обнаруживает в себе чувство сострадания к детям или тягу к меценатству. У Лены этого нет. Хотя она уже давно финансирует детский дом. Но делает это скромно без показухи. Поначалу мой новый брак не принял старший сын, Михаил. Но он уже был абсолютно самостоятельным человеком, жил отдельно. Отношения наши, конечно, не порвались, хотя контакты стали нечастыми. В этой истории Лена вела себя сдержанно, достойно. Сейчас, по прошествии почти десяти лет, отношения у них с Михаилом ровные. А вот младший сын, Александр, наоборот, очень подружился с Леной. Он, в отличие от старшего, жил в нашей семье, и поэтому для меня было куда важней, как они примут друг друга. Сейчас у него двое детей, моих внучат. Они часто у нас гостят, играют с нашими детьми. Напряженки, конечно, возникают и у нас в семье. И маленькие и большие. Как в любом браке. Но я повторяю: у нас хорошая семья, крепкая. Несмотря на разницу в возрасте. Я ведь женился, когда соотношение наших возрастов было два к одному.
Вот вывел для себя академическое соотношение гармоничного супружества: возраст мужчины нужно разделить на два и прибавить семь - это и будет идеальный для него возраст женщины. Сейчас я как бы живу второй раз. Хотя и первая моя семья была хорошая. Но совсем другая. Мы всегда жили очень скромно, бесхитростно, но нам хватало. Жена работала, я работал, получал зарплату генерального директора. По сегодняшним меркам, впрочем, куда как скромную. У нас был свой садовый участок. Шесть соток; уже будучи директором, я купил горбатого "Запорожца", потом 13-ю модель "Жигулей", самую дешевую… Но ощущения были совсем другие. Не лучше, не хуже, просто - другие. Сейчас, конечно, обеспеченность иная, мы не бедные люди. Но дело не только и не столько в этом. Жизненные запросы остались такими же простыми. И это мне нравится.