Завораживал пением, но пьянствовал даже на съемках: как сложилась жизнь легендарного Владимира Трошина

- Сотрудничество с Трошиным привело моего отца к написанию песен, - поведал перебравшийся в 90-е в Германию сын композитора Эдуарда Колмановского - тоже композитор Сергей Колмановский. - Отец вообще был академист. Окончил консерваторию и в основном занимался музыкой в так называемых серьезных жанрах. В 1954 году он написал музыку к спектаклю МХАТа по пьесе Шекспира «Двенадцатая ночь». Самой музыкальной там была роль шута. Она как раз досталась Трошину. Он был музыкально неграмотен. Даже нот не знал. Но схватывал все на лету. А самое главное - у него был очень красивый тембр голоса и яркая актерская подача. И Владимир так привлек отца как исполнитель, что он начал писать песни специально для него. Первой была «Тишина» («Ночью за окном метель, метель…»). Она стала диким шлягером. И в дальнейшем в исполнении Трошина прозвучало огромное множество отцовских песен - «Журавленок», «Люди в белых халатах» и т.д.

Трошин с огромным пиететом относился к мхатовским «старикам» и призывал всех обязательно смотреть даже слабые спектакли с их участием, пока они еще живы и играют. Но театральные успехи самого Трошина были, прямо скажем, ограниченные. После «Двенадцатой ночи» во МХАТе ему часто поручали ту или иную роль только потому, что там нужно было петь. И под влиянием отца актер все больше становился шансонье.

Отец был первым, кто пригласил его в свой авторский концерт в Доме композиторов. Трошин долго сомневался. Он никогда не выступал в таком качестве. Но отец уговорил. На концерте было много отцовских друзей-композиторов. И они наперебой стали предлагать Трошину свои песни.

Не назову ни одного известного песенника, который бы с ним не работал. В радиопередаче «С добрым утром!» он стал главным исполнителем. Когда появилась песня Оскара Фельцмана «14 минут до старта» («Заправлены в планшеты космические карты…») и ее в строжайшей тайне готовились запустить перед полетом в космос Юрия Гагарина, записать ее поручили именно Трошину. Он также был первым исполнителем песни «Течет река Волга» Марка Фрадкина. Я уже не говорю о том, что Трошин первым записал и фактически спас «Подмосковные вечера» Василия Соловьева-Седого. Эта песня в числе других была написана для документального фильма «Спартакиада народов СССР». И ее уже хотели выбросить в корзину. Но Трошину удалось ее вытянуть и сделать шлягером на все времена.

Страшные обвинения Утесова

- Постепенно пение стало главным делом Трошина, - продолжает Колмановский. - Надо сказать, что он очень долго держался в форме. С возрастом находил в себе какие-то новые краски. Это очень редко бывает. Например, такой прекрасный голосовой певец, как Муслим Магомаев, в какой-то момент практически ушел со сцены. А Трошин выступал до последних дней жизни. Никогда никому не отказывал. Просили спеть песню в концерте – пел. Если было надо, даже бесплатно. Исполнял Трошин и мои песни. В том числе, самую первую. Как я сейчас понимаю, делал он это по доброте душевной как друг моего отца. Тем не менее, я был очень рад с ним поработать. В то время почти все знаменитые певцы приходили за час до записи на радио, быстренько выучивали песню и пели. С Трошиным это никогда не проходило. С ним надо было заранее встречаться и готовиться к записи. Ему было важно не просто выучить песню, а создать в ней определенный образ. «Хотя бы маленький процесс работы над песней, но обязательно должен быть», - говорил он. Было у него и еще одно отличие от других певцов. Скажем, Марк Бернес создавал свой репертуар и безумно ревновал, когда кто-то потом перепевал песню, написанную специально для него. А Трошин относился к этому совершенно спокойно. Помню, когда отец написал оперу «Двенадцатая ночь», он частично включил в нее старую музыку из спектакля МХАТа. В том числе, «Поздно ночью» и другие песни шута. И на творческом вечере в честь своего 70-летия дал их спеть солисту театра Наталии Сац, где шла его опера. Но Трошин нисколько не расстроился. Это была довольно редкая черта в этом эстрадном гадюшнике.

Творческое содружество с Трошиным у моего отца продолжалось до самой его смерти. Они и по жизни были очень близки.

Вместе переживали и тяжелые времена. Был период, когда преследовали так называемых певцов-шептунов и предпочтение отдавали голосовым артистам. У Трошина в связи с этим случались неприятности. И отец его поддерживал. Потом разразился скандал с фильмом «Веселые ребята». В какой-то момент звуковой ряд признали технически негодным и решили переписать. А поскольку исполнителю главной роли Леониду Утесову было уже немало лет, спеть за него пригласили Трошина. Утесов тогда написал ему страшное письмо, что тот поступил неэтично, что между актерами должна быть какая-то коллегиальность и т.д. Правда, потом признал, что спел Владимир хорошо. А через какое-то время восстановили оригинальную фонограмму. Но все равно Трошину это было неприятно. Ему поручили - он и сделал. Хотя, возможно, и должен был согласовать все с Утесовым.

Одно время у Трошина вроде прилично пошли дела в кино. Но театр не отпускал  сниматься. Считал, что это его испортит. А в результате ни в кино, ни в театре особого продвижения не было. С пришедшим во МХАТ Олегом Ефремовым Трошин не нашел общий язык. И ушел к Дорониной. А там играл уже совсем эпизодические роли. Чуть ли не «Кушать подано».

Хотя судьба у Владимира была непростая, он не озлобился на жизнь. Всегда был очень компанейским, живым и веселым. Любил травить байки и анекдоты. К сожалению, у Трошина были большие проблемы с выпивкой. Актерам после спектаклей требовался отдых. Кто-то себя сдерживал. А у него не получалось. Это негативно отразилось на его семье. Очень трогательно относился к своей жене - балерине Рае Ждановой (сестре партнера Галины Улановой - Юрия Жданова. - М. Ф.). Но ей нередко приходилось забирать его из нашей квартиры, когда Владимир напивался в Доме композиторов и в непотребном виде приходил к нам.

Время от времени Рая не выдерживала и прогоняла мужа из дома.

Проблемы Трошина унаследовал и его сын. На этой почве потерял ногу. То ли под машину попал, то ли под поезд. Помню только, что мой отец доставал ему протез. А внук Трошина уехал с первой женой сына то ли в Америку, то ли в Израиль.

Американские радости

- Да, Трошин любил выпить, - подтвердила проживающая с 70-х в США вдова композитора Бориса Шапиро - Алефтина Власова. - Во МХАТе многие пили. Но главное, Володя был хороший человек, добрый и простой. Родом из деревни. Однажды сидели у нас дома за столом. И Геля Великанова его спросила: «А чего ты вообще приехал в Москву?» - «Вас учить, как надо разговаривать по-русски». Такой он был шутник. В нем не было никакой зависти и злобы.

Мой покойный муж был евреем. Из-за этого многие от нас шарахались. Нашего сына Рафаэля даже за взятку отказывались брать в институт. «Фамилия Шапиро непроходящая», - говорили нам. Но Трошин не разделял людей по национальностям. У него сразу завязался контакт с моим мужем. К 30-летию Победы он замечательно записал его песню «Береза - Россия». И много лет дружил с нашей семьей.

В 1977 году нам с мужем и сыном пришлось эмигрировать в Америку. Мужу почти сразу удалось получить работу. И мы обзавелись большой квартирой в Нью-Йорке. У нас останавливались и Иосиф Кобзон, и Вадим Мулерман, и многие другие. Кто приезжал, всех принимали.

В 90-х гостил у нас и Трошин. Мы его пригласили, чтобы он посмотрел, что такое Америка. Муж повел Володю в большой магазин, где были продукты из всех государств. Трошин посмотрел на это изобилие, и на глазах у него появились слезы: «Как же так?  Здесь, в Америке, все есть. Почему же в России ни черта нет?» Когда мы в свое время гастролировали по всему Советскому Союзу, все было нормально. А с появлением Михаила Горбачева начался развал. Америка, наоборот, тогда жила очень хорошо. Не то что сейчас… Все с каждым днем дорожает.

Нужная дверь

- Мое знакомство с Трошиным произошло при трагикомических обстоятельствах, - призналась создательница легендарных телепрограмм «Шире круг» и «Споемте, друзья!» Ольга Молчанова. - С детства я часто слышала его имя от моего папы - актера Бориса Молчанова. Он много лет служил в Свердловском драмтеатре и преподавал в их театральном училище. А Трошин во время войны некоторое время там учился.

Сама я познакомилась с ним только в 80-х, когда Володя был уже народным артистом. Однажды мы пригласили его в программу «Споемте, друзья!» исполнить какую-то популярную песню. При съемке использовалась ранее записанная фонограмма с его голосом. Но возникла неожиданная проблема. «Я уже не помню слов, - сказал Трошин. - Боюсь, что могу не попасть в фонограмму. Нужен суфлер, который заранее подсказывал бы мне каждую фразу». Я взялась выступить в роли суфлера.

Поначалу все шло хорошо. «Замечательно подаете текст! - похвалил меня Трошин после первого куплета. - У вас такая четкая дикция!» Потом попросил остановить съемку и сказал, что ему нужно выйти. Когда вернулся, мы обратили внимание, что у него оттопыривается карман брюк. «Поправьте, пожалуйста, брюки! - попросила его наш режиссер. - А то картинка получается не очень красивая». В дальнейшем Трошин еще несколько раз выходил. Возвращался все в более и более возбужденном состоянии. Когда я подсказывала ему слова, поворачивался ко мне и раздраженно переспрашивал: «Что вы там бормочете? Я ни одного слова не понимаю». А в какой-то момент, показав на меня, обратился к режиссеру: «Да уберите ее! Она плохо подает текст. У вас кто-то может делать это нормально?»

В конце концов нам стало понятно, что народный артист абсолютно пьян. Карман у него уже не оттопыривался. Видимо, до этого там находилась бутылка, которую он во время очередного выхода допил и выбросил. Песню мы так и не досняли и отправили Трошина домой. Вскоре к нам пришел сниматься Лева Лещенко и первым делом спросил: «Это от вас Трошин вышел в таком состоянии?» Оказалось, он долго стоял в полном ступоре у стеклянных дверей в холле «Останкино» и, только увидев входящего Леву, смог сориентироваться, в какую дверь нужно идти. Честно говоря, это был единственный случай в моей долгой телевизионной практике, когда человек умудрился напиться в процессе съемки. От уважаемого народного артиста я такого никак не ожидала. Хотя, надо признать, пел он очень хорошо. Таких задушевных голосов на нашей эстраде практически не осталось.