Современные поэтессы пишут о месячных, родах и пережитом когда-то сексуальном насилии
Актуальная поэзия сейчас, например, такая (причем без знаков препинания):
«когда мне было 13 лет меня изнасиловал подонок по имени
Артем дал мне по башке изнасиловал
пролежала до утра на холодном кафеле
застудила все себе насмерть»
Кто возмутится, мол, это не поэзия, тот сильно неправ. Во-первых, поэзия в основном стала женской. В моде феминизм. Во-вторых, она напрочь лишилась формальных признаков. Забудьте о рифмах, метафорах. Забудьте о тропах и ритмическом построении фразы. Главное в стихах - это проговаривание автором собственной травмы.
Модные поэтические вечера выглядят так. Выходит мадам к микрофону и начинает проговаривать травму:
«Как начались мои первые месячные?
Мои месячные начались так.
В пионерлагере не было прокладок.
Я зубами прогрызла казенный матрас
и надергала ваты оттуда...
Вата была желтого цвета и из нее сыпались опилки».
Слушая эти стихи, подчас испытываешь адскую неловкость, именуемую испанским стыдом: когда слушателю стыдно за автора, а автору абсолютно не стыдно.
Выходит вторая с лицом страдалицы:
«Я предприняла сто пятьдесят четыре попытки забеременеть.
Я научилась ходить на работу и в магазин «Пятерочка» в положении «полуприсед», не вынимая вагинального градусника...»
А тут и третья прибегает, руками машет, мол, вы же понимаете, что все эти страдания - полная фигня. Хотите знать, как меня дефлорировали?
«Это произошло на икеевской кровати «Нейден».
Каркас 140х200. 2500 рублей. Желтый ценник».
В конце вечера, как правило, выходит королева бала. Она читает самые гениальные стихи про то, как ее изнасиловал взвод солдат. Все хлопают, товарки завидуют потрясающему жизненному опыту. А слушатели недоумевают: почему их тошнит так, будто это их изнасиловал взвод и это они предпринимали 154 попытки забеременеть?
Выступают ли в этом жанре мужчины? На поэтических вечерах их почти нет. Никто не будет жалеть мужика, рассказывающего о своей первой эрекции
или первом соитии. В лучшем случае над ним посмеются. Поэтому сильный пол эмигрировал в жанр стендапа, где установки примерно те же: проговаривать травму и рассказывать о своих недостатках.
В этом году я была на книжном фестивале в Иркутске, куда приехала поэтесса Оксана Васякина. Эта девушка получила премию «Лицей». Казалось бы, много ли вы знаете лауреатов премии «Лицей»? А Васякину реально знают. На ее выступления народу набивалась прорва. На ушах стояли, на люстрах висели, между ног соседа просачивались. Васякина читала отрывки из книги «Ветер ярости»:
«он бил меня всего один раз когда узнал что я ему изменила линолеум весь был в крови… когда глаза заплыли синими пятнами когда я выплюнула на линолеум осколки передних зубов он швырнул меня к батарее было лето и не топили батарея была холодная он содрал с меня юбку разорвал колготки вместе с трусами и начал насиловать он насиловал меня несколько часов подряд а потом когда уже светало он принес ведро и тряпку и велел все вымыть».
Слушателям страшно понравилось. Женщины на следующий день пришли еще и привели с собой подружек, чтобы послушали. Так что на казус уже не спишешь. Тренд задан. Премии выданы. Публика ждет.
Довелось мне участвовать в одном модном и дорогом поэтическом семинаре, где первое же задание начинающим авторам звучало так: «Напишите стихи про свой самый тайный стыд».
Лишь бы перещеголять соседа
Если взять весь массив остросовременной женской поэзии, то условно можно разбить его на три категории:
1. Истории про месячные, роды, первый секс и прочее - это, условно говоря, низший подвид. Про это каждая может поведать и уже рассказывала сто миллионов раз. В качестве примера можно привести поэтессу начала века Марию Шкапскую, у которой каждое стихотворение было либо про роды, либо про менструацию. Яркой представительницей была и Вера Павлова, в свое время шокировавшая общественность виршами типа:
Би-ба-бо на твоем ую
попляшу, а потом спою
что люблю, что уже не бобо
что мне нравится быть би-ба-бо.
2. На ступень выше - рассказы про 90-е. Это время - золотое дно для каждого сказителя. Свидетелям эпохи можно ослепнуть, как Гомер, перебирать струны и петь песни о том, как всем плохо жилось в эти чертовы годы.
3. Следующий уровень - песни про насилие. Нужно писать про то, как тебя обижали, какой ты бедный и несчастный. Составляющие такой поэзии - феминизм, розовая ориентация, острая ненависть к мужчинам.
Интересно, что очень чуткая к современному слову Людмила Петрушевская не поленилась недавно выступить в подобном жанре. 81-летняя Людмила Стефановна пожаловалась, что стала объектом травли после того, как ее сын Федор в передаче «Осторожно, Собчак!» признался, что он гей. Петрушевская рассказала, как ее саму в свое время травили. И привела примеры, что лучше быть геем, чем извращенцем:
«Я в санатории... знала такую несчастную, которую муж использовал, как ему нравилось. Ей пришлось сделать несколько операций на прямой кишке. Она была мама девятерых детей, и что с ними было, когда ее увезли с кровотечением, а они остались с этим отцом...»
«... о женщине, которая развелась с мужем из-за его дикого нрава, но жить было негде - она спала на раскладушке, а муж с шестилетним сыном на кровати - и ночью, проснувшись, она услышала звуки и как муж бормочет: «Не плачь ты, скоро кончу». Вскочила - и упала. Потеряла сознание. Инфаркт. Ее увезли в больницу...»
При должном оформлении и эти рассказы Петрушевской можно назвать современной поэзией. Происходящее в ней напоминает мне сцену из «Идиота» Достоевского, когда Фердыщенко предложил поиграть в пети жё: чтобы каждый рассказал о самом позорном поступке в его жизни. Поначалу гости стеснялись, но потом раздухарились так, что стали выдумывать всякую ерунду, лишь бы перещеголять соседа.
*Организация запрещена на территории РФ
*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов
