Панкратов-Чёрный, испугавшись смерти, решил жениться

На премьеру своего шестого полнометражного фильма — «Француз» — Андрей Смирнов собрал цвет отечественной либеральной медиатусовки. Кроме своего зятя Анатолия Чубайса, Андрей Сергеевич позвал телеведущего Николая Сванидзе, писателей Виктора Шендеровича* и Аллу Гербер, режиссеров Андрея Звягинцева и Кирилла Серебренникова, кинокритика Антона Долина**, вдову Александра Солженицына — Наталью Дмитриевну. Актриса Ирина Розанова, явно понимая, куда ей предстоит идти, на всякий случай надела перстень, на котором выгравированы строчки из главной охранительной молитвы всех православных «Псалом 90»: «Живый в помощи Вышняго».

Черно-белого «Француза» о 50-х годах называют лебединой песней 79-летнего режиссера Смирнова, лентой, не уступающей его же «Осени» и «Белорусскому вокзалу».

Если в двух словах — это история про диссидентов. Парижанин Пьер (Антон Риваль) приезжает в Советский Союз. По официальной версии — на стажировку в МГУ. По факту — искать репрессированного отца, в прошлом белого офицера.

Следить за сюжетом фильма тяжело и утомительно, а по большому счету и не нужно. Поиск Пьером отца — это всего лишь рамка для того, чтобы вместить череду короткометражек. Тут тебе и прекрасная электричка до Лианозово, и блестяще воссозданная коммуналка, в которой живут пожилые сестры, и выпускницы Смольного, и представители Лианозовской школы. Конечно же, один из самых ожидаемых и красивых эпизодов — художник Оскар Рабин и его «Барак». Лохматый мужчина в трико вытаскивает откуда-то картину, ставит на табуретку. Молчит, прячет назад.

Какими были диссиденты

Первые несколько минут именно картинка очень захватывает и восхищает. Предельно достоверная, отлично снятая знаменитым Юрием Шайгардановым, оператором «Собачьего сердца». Каждый кадр — словно фотография из «Огонька» 80-х. Каждую хочется вырезать и приклеить на стену.

Но прекрасная картинка сначала засасывает в себя, а потом вызывает усталость. Ее слишком много. Возникает ощущение, что и кино не кино, а больше видеоарт.

А уже когда «внимания и эмпатии» перестает хватать совсем, понимаешь, что режиссер манипулирует. Диалоги неестественны. Диссиденты лишены объема и тоже стали плоскими картинками. Они диссидентствуют подчеркнуто активно и очень прямолинейно. Яро ненавидят эту страну, мечтают променять ее на другую.

Стоило французу Пьеру появиться в Москве, и тут же к нему бросается девушка-балерина с просьбой увезти отсюда. Понятно, что жившему в те времена Смирнову виднее, какими были диссиденты. Но разве антисоветчики не понимали бессмысленности стремления променять одну клетку на другую?

Интересно было бы увидеть, как в условиях клетки люди обретали свободу. Без Интернета, связи, возможности нормально поговорить друг с другом вдруг выходили в космос. Как давали людям возможность увидеть то, чего они не могли увидеть сами. Как тот же Оскар Рабин, изобразивший помойку и бутылку так, что и зрители прозрели: да, мы видим именно это.

Ощущения прозрения от фильма Смирнова не было никакого. И все бы ничего — ну мало ли скучных фильмов. Но произошел момент, который разозлил зрителей. Последние кадры — это постскриптум. Фильм посвящен «памяти Александра Гинзбурга и его друзей, тех, кто хотел жить не по лжи», — гласят финальные титры. Гинзбург (в фильме он назван Аликом) — советский диссидент, выпускавший поэтический альманах «Синтаксис» (в фильме назван журналом «Грамотей»).

Постскриптум людей обидел более всего. Любую, даже очень правильную мысль можно выразить не совсем корректно. Не знаем, что хотел сказать Смирнов, но получилось, что «не по лжи» в Советском Союзе жили только диссиденты.

— А чем плох мой отец? Он не был диссидентом, он воевал. Получается, по Смирнову, он лжец? Его память не светла? А что делать с обманутыми? А что делать с теми, кто действительно искренне верил в страну? — выговаривал простой зритель, посмотревший «Француза».

Слишком много вранья

Появившийся на премьере «Француза» Александр Панкратов-Черный старательно избегал журналистов. Его — редчайший случай — сопровождала супруга Юлия Монахова. Дочь советского кинооператора и кинорежиссера Владимира Монахова.

Долгое время пара жила в гражданском браке, вырастила сына Володю, которому сейчас 39. Актер не хотел расписываться из-за обиды на тестя — тот думал, что Саша ухаживает за его Юлей ради карьеры. И только в 2012-м они сходили в загс. Панкратов признался, что стал бояться смерти и решил непременно сделать вторую половинку своей законной наследницей.

— Жену свою я никогда не прятал, — признался он нам в кинотеатре. — Ну не хочет Юля светиться перед камерами. Не ее это амплуа. Она любящая и любимая женщина. Зачем ей эти перетирания мозгов? Смотрите лучше телевизор. Там вам столько всего наговорят про мои законные и незаконные браки. Я сам порой за голову хватаюсь: как это они умудряются столько вранья нагородить в короткую единицу времени? И ведь люди смотрят и верят всей этой ерундистике!

— Если Юля не любит светиться, зачем пришла на премьеру? Можно же было по-тихому, на вечерний сеанс, в будний день...

- Как это почему? Меня мало волнуют россказни в Интернете. Я их просто не читаю. Потому что они отравляют людям жизнь. У меня много работы, люблю общаться с друзьями и открыт для всех, в ком нуждаюсь. Точка. А кино у Смирнова получилось вечное. По-другому просто быть не может. Нам с женой понравилось.

*включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов