Моряки «Курска» были живы несколько дней?
На больших экранах «Курск» - фильм, спродюсированный Люком Бессоном и отражающий «их» точку зрения на нашу трагедию. В том, что фильм о русских подводниках выйдет у нас в прокате, все сильно сомневались. И даже министр культуры Владимир Мединский потом признался: эксперты выдавать прокатное удостоверение «Курску» не хотели ни за какие коврижки. Тем не менее «ошибок советского агитпрома» решили не повторять. И правильно сделали. Иначе какую рекламу сделали бы слабому, в общем-то, фильму.
В принципе нам обижаться нечего. Трагедию «Курска» режиссер Томас Винтерберг и сценарист Роберт Родэт постарались показать максимально деликатно. По крайней мере, с уважением к подводникам. В нищете, без зарплаты, они умудряются сохранять и боевой дух, и честь, и благородство.
Чтобы как-то отпраздновать свадьбу друга, члены команды закладывают собственные часы. Потом отсутствие часов сыграет роковую роль. Подводники не смогут вовремя дать сигнал бедствия, и единственный спасательный батискаф на сдохшей батарейке потеряет драгоценное время.
А вот по отношению к российским адмиралам фильм уже не такой деликатный. «Мощь и славу» русского флота символизирует замшелый Адмирал (Макс фон Сюдов) с планками Второй мировой на груди и налитыми кровью глазами. Старик тянет время, вещает лозунгами и ни за что не подпускает западную помощь, опасаясь за военные секреты и мифическую честь.
В этом месте сарказм создателей фильма услышит даже глухой. Какая честь? Какие секреты? Даже планктон знает, что у русских нет спасательных батискафов. Тот, на котором можно было бы спасти подводников, сдан в аренду британцам, и на нем устраивают экскурсии к месту гибели «Титаника». Оставшийся хлам - рыбам на смех. Единственная батарея хлама заряжается 12 часов, а запасная - то ли тоже продана, то ли потеряна.
Старательно огибая разнообразные конспирологические версии, в том числе столкновение с западной подлодкой, режиссер рисует гибель «Курска» следствием нищеты, развала и распродажи всего и вся. А заодно не упускает возможность поиздеваться над фразой «честь и слава русского флота». «Живы ли наши мужья?» - кричат жены подводников большому начальству. Но в ответ Адмирал рапортует о славе и традициях Российского флота.
Особого ажиотажа по поводу фильма пока нет, и не «Чернобыль» испортил аппетит. Уж слишком вялым и пропагандистским получилось высказывание. Не то чтобы развесистая клюква, просто все какое-то условное, пресное, ненастоящее. Нехарактерные для нищих 2000-х интерьеры квартир, непонятные арки на кухне. Искусственная речь (кстати, не плохой перевод тому виной - в оригинале моряки тоже вещают на плохом английском).
Особенно неприятны лица. Я даже не говорю о красноглазом Адмирале-упыре. Жена капитана Аверина (прообраз Дмитрия Колесникова) - француженка Леа Сейду воплощает в себе все стереотипы русской женщины: беременная раздавшаяся блондинка с пластмассовым мелированием. Она выглядит как торговка с рынка, но уж точно не как жена русского капитана.
«Не лезьте в наши души»
Что особенно странно для Бессона - фильм вообще не вызывает ощущения сопричастности и напряжения. Ничего не происходит. Посиневшие от холода моряки с иностранными лицами почти весь фильм просто сидят, дрожа от холода, в девятом отсеке затонувшей подлодки. Очевидно, главный акцент авторы делали не на экшн, а на озвучивание «их» точки зрения на вопрос, можно ли было спасти наших ребят.
Как мы помним, сначала наши чиновники и военные уверяли, мол, «слышат стуки», воздуха хватит на неделю, потом заявляли, что после взрывов погибли все и мгновенно. Заключение же официальной российской комиссии гласило, что шансов не было: подводники погибли через восемь часов после трагедии. Однако Запад, видимо, уверен в ином: подводники были живы несколько дней, и иностранные спасатели были готовы вытащить их за считанные часы чуть ли не дважды.
Воплощением военных сил Запада служит прекрасноликий и благородный Колин Ферт, играющий британского адмирала Дэвида Рассела. Получается так: российские подводники - просто жертвы и пешки; российское командование - это разваливающиеся на части злобные и ограниченные деды. И один Рассел - молодец, как мальчик Сережа из кавээновской песни: «Сережа молодец, Сережа мой сыночек». Не стар, хорош собой, благороден, предпринял все ради спасения затонувших моряков.
Бесит, что западные киношники залезли с ногами в наши трагедии и активно снимают фильмы про нашу войну, про наш Чернобыль, теперь вот про наш «Курск». Впрочем, как заметил сам Бессон, а вам-то что мешало? Как-никак 19 лет прошло, почему за это время не сняли фильм про ваших же подводников? И правда, что мешало?
Когда случился «Курск», я училась в школе. Прекрасно помню слова вице-адмирала Михаила Моцака, командующего Северным флотом: «Не лезьте в наши души. Нам больно».
Может быть потому, что эта боль не утихла до сих пор, любое художественное высказывание кажется неуместным, как творчество поэта, похоронившего жену из стихотворения Саши Черного «У поэта умерла жена».
Алесь Адамович считал, что писать прозу о кошмарах XX века кощунственно. Тут нельзя выдумывать. Правду нужно давать, как она есть. Требуется «сверхлитература». Вот и про «Курск» - то же самое. Требуется «сверхкино», «сверхвысказывание». А как снимать «сверхвысказывание», если правды мы не знаем? То-то и оно.
«Люди бывают трех типов: живые, мертвые и ушедшие в море». Эти слова служат эпиграфом к вышедшему одновременно с «Курском» военно-морскому триллеру «Зов волка» Абеля Ланзака. Вроде бы там и не про «Курск» совсем, а про несуществующую трагедию с другой, не российской подлодкой. Но, посмотрев фильм Абеля, легко можно понять, о чем он на самом деле, и сделать выводы. Во-первых, понять, что существуют и другие версии гибели нашей подлодки. Во-вторых, получить представление, чем отличается пропагандистское кино от настоящего экшна.
