Как Роман Карцев «дышал котлетами» на Райкина и выливал огненный бульон на диктатора
Его главной удачей в жизни стал приход в одесский театр «Парнас-2». В труппу его взяли практически с улицы, из местного Дворца моряков. Именно в «Парнасе» молодого артиста увидел Аркадий Райкин и открыл путь в Ленинград:
«По окончании спектакля ко мне подошел наш директор и сказал: «Завтра Аркадий Исаакович ждет вас в 11.00 в санатории имени Чкалова. Только никому об этом не рассказывайте». По дороге домой я все же шепнул об этом Мишке Жванецкому, и тот поднял крик на всю улицу: «Идиот, как ты мог молчать?!» К утру про мой визит знала вся Одесса. И все стояли у входа в санаторий, ждали результата».
Кац становится Карцевым
Это был 1961 год. За плечами 21-летнего Карцева были родная Одесса, не закрепившийся в памяти Тирасполь, где играл в футбол папа, эвакуация в Омске... Потом снова Одесса, в которой после школы пришлось начинать трудовой путь наладчиком на швейной фабрике «Авангард».
Там Роман Кац - а он именно Роман Кац, и дома у него все говорили почти исключительно на идише - и начал свой более чем полувековой творческий заплыв в фабричном драмкружке. А потом, с грохотом уволившись, оказался во Дворце моряков. А потом - в «Парнасе-2».
Приезд Аркадия Райкина навсегда изменил и жизнь Романа Каца, и его фамилию - корифей предложил псевдоним Карцев. Молодой человек согласился. А гуляя по одесскому пляжу, встретил Виктора Ильченко, который был тогда уже начальником отдела испытаний новой техники Черноморского пароходства. Так страна лишилась талантливого инженера, зато обрела выдающего юмориста.
«В Ленинграде жили мы с Витей вместе. Снимали комнаты, углы, получали по 88 рублей. В 1964-м Миша к нам подъехал. Жванецкий писал, Райкин складывал в сундук, мы с Витей кое-что подбирали и постепенно образовался такой театр автора и двух актеров», - вспоминал сам Роман Карцев.
10 лет и 20 сантиметров
Все, что происходило дальше - история долгой дружбы. Жванецкий, Ильченко и Карцев никогда не ссорились, разве что однажды - из-за женщины - не разговаривали неделю, но всегда защищали друг друга. «Я — сумасшедший одессит», - говорил про себя Карцев. Спокойные Ильченко и Жванецкий успокаивали товарища, как могли. Они знали, что он, громко хлопнув дверью, ушел с фабрики - был склонен к резким поступкам. Но был и благородным: директор «Авангарда» назвал коллегу Карцева «коровой», а Карцев не стерпел и потребовал, чтобы тот извинился. Он и от Райкина уйдет так же - и не один раз, а два.
«В первый раз я увольнялся из-за того, что мы с ним разошлись в определении одесского юмора. Молодой я был, запальчивый, сгоряча еще что-то ляпнул, прямо на сцене написал заявление об уходе, которое было немедленно подписано, и уехал. Миша и Витя не успели и глазом моргнуть. Это был шок для всех нас», - вспоминал Карцев.
Та отлучка была ключевой в его жизни. Вернувшись в Одессу, он встретил женщину, с которой провел всю оставшуюся жизнь. Вике было 17, Карцеву - 27. Она танцевала в кордебалете и, как шутил сам юморист, «допрыгалась». Она была выше его на 10 сантиметров, а в каблуках - на все 20. Свадьбу играли в Ленинграде. Уже когда Карцев одумался и вернулся к Райкину, а тот немного поостыл и согласился его принять обратно.
«Расписываться в загс приехали на поливальной машине. Опаздывали страшно, а поймать на Невском смогли только поливалку за три рубля. Интересная получилась свадьба. Из жратвы ведь тогда в магазинах ничего не было, а я накануне набрел на Невском в магазин, куда как раз «выбросили» гусей. За ними выстроилась огромная очередь. К счастью, продавец меня узнал, завел в подсобку и дал громадного гуся – на 12 кг. Для наших гостей это было настоящей роскошью, особенно для Жванецкого, потому что он у нас был первый едок. А гуляли мы как раз в его квартире. У Мишки была однокомнатная, а у меня комната этажом ниже. Гуся мы нафаршировали яблоками, но в узенькую духовку он не влезал. С проблемой справлялись вместе. Упирались в Витину спину, а он ногой заталкивал гуся в эту духовку. Когда гуся наконец запихнули и он стал запекаться, с него потек жир, и он сжался до невообразимости», - рассказывал Роман Карцев.
Дышал котлетами на Райкина
Впрочем, и Карцев, и Ильченко часто говорили, что с женами они виделись реже, чем друг с другом. Их гастрольная жизнь изобиловала интересными людьми и встречами, а однажды едва не стоила им... если не жизней, то уж кучи нервов точно.
«Как-то в Болгарии мы с Витей варили бульон на балконе, а в это время проезжал по улице Броз Тито. Стоит публика с флажками, и вдруг бульон переворачивается — горячий, кипящий. Снизу крики пошли по-болгарски, конечно… Мы в секунду убрали плитку и… в постель. В этот же миг ворвались спецслужбы, а мы уже «спим». Они пошли дальше искать…» - смеялся в одном из интервью Карцев.
А вот с настоящим сном в поездках не задавалось. Частая смена мест плохо влияла на Карцева, и тогда они с Ильченко часами играли в шахматы. Устраивали турниры из 24 партий, прокуривая попутно даже не свой номер, а всю гостиницу. Ильченко побеждал, а Карцев, когда ему надоедало проигрывать, втихую воровал с доски фигуры. Пили мало. А еще - почти никогда не ели чеснок.
«Райкин не прощал двух вещей. Актер не должен был пить – раз. И от него не должно было пахнуть на сцене, чтобы не дышал на партнера перегаром, не дай бог, или чесноком. Однажды на репетицию – мы приехали в Одессу – я пришел после маминого обеда. Райкин унюхал чеснок: «Что ты ел?!» – «Мамины котлеты...» (Как я мог не поесть маминых котлет!) – «Ну, иди доедай, а я доиграю...» - вспоминал позже Карцев.
Когда Ильченко не стало в 1992 году, Карцев продолжил выступать один. В чуть менее бешеном темпе, чтобы хватало времени на любовь всей своей жизни и на детей, которым, впрочем, уже было за 20...
В его репертуаре все чаще стали появляться Чехов, Хармс и Зощенко, он приходил на ТВ - готовить в «Смак», шутить - в «Белый попугай» к Никулину. Ездил в Одессу, где старался проводить несколько летних недель в квартире, которую подарил ему город.
Сумасшедшего одессита не стало во времена, когда на телевидении царит низкопробный юмор, а его старого товарища Мишу Жванецкого показывают, в основном, по ночам...
