Андрей Мягков: «Красивым женщинам отказать не могу»
Скончавшийся сегодня, 18 февраля, Андрей Мягков был «совестью театра и кино», рыцарем без страха и упрека, человеком безупречной порядочности и силы духа. Но какая несправедливая участь постигла Андрея Васильевича и его единственную жену — актрису МХТ Анастасию Вознесенскую! Вынужденные годы простоя в театре, отсутствие ролей в кино, забвение, равнодушие… Последняя его работа в кино — в 2010 году — «Туман рассеивается», а в родном театре только один спектакль на Малой сцене — «Белый кролик», который для супружеской пары поставил Евгений Каменькович. Актеры играли брата и сестру.
У Анастасии Вознесенской и Андрея Мягкова была настолько чистые отношения, что их называли двумя ангелами. Они не только ничего не рассказывали о своей жизни, но даже никогда не брали телефонную трубку. Никогда… Заведующий труппой МХТ предупреждал их, во сколько позвонит, и звонил в определенное время.
А в свое время Андрей Мягков ушел в МХТ имени Чехова вслед за бывшим худруком «Современника» Олегом Ефремовым. Очень много играл в его спектаклях, был самым востребованным, но со следующим худруком, Олегом Табаковым, отношения у него не сложились. Мягков иронично относился к репертуарной всеядности Табакова и не хотел играть где попало.
Табаков называл Андрея Мягкова «старомодным, консервативным» и не спешил вводить его в спектакли. Об этом «Экспресс газете» рассказал заведующий литературной частью МХТ имени Чехова Николай Шейко:
— У Олега Павловича Табакова не сложились отношения с некоторыми старейшинами театра, в частности с Андреем Мягковым. Андрей Васильевич был очень требовательным человеком к искусству, и сторонился всего того, что считал пошлым, второсортным, а Олег Павлович любил экспериментировать.
«Кино — сложное испытание для организма»
Авторам этих строк удалось взять интервью у Андрея Мягкова в Московском Художественном театре перед открытием памятника Станиславскому и Немировичу-Данченко. Андрей Васильевич радовался этому событию, был в хорошем настроении и, как ни странно, охотно отвечал на вопросы.
— Андрей Васильевич, как вы относитесь к памятникам вообще и, в частности, к новому — Станиславскому и Немировичу-Данченко?
— Памятники тем людям, которых любил, люблю, — принимаю всецело. Мне нравится приходить к памятникам всех тех, кого я почитаю. Часто сижу около Николая Васильевича Гоголя, Александра Сергеевича Пушкина, разговариваю с ними, даже загадываю желания, прошу о поддержке. В последние годы все больше сижу у памятника Гоголя на Гоголевском бульваре… Николай Васильевич поставил диагноз России, и этот диагноз, увы, верный. А вот если не очень хорошо отношусь к человеку, то и к памятнику тоже не очень.
— Станиславский для вас — Бог?
— Я не фанатик, по сути. К Станиславскому отношусь как к учителю. Играю исключительно по системе Станиславского. Но при этом частенько спорю с учителем… и с системой. Может, из-за моих вечных сомнений мне не удалось постичь систему Станиславского до конца. Я — не самый лучший ученик Станиславского.
— Мечтаете о премьерах в театре?
— Трудно сказать. В последние годы я не всегда хорошо себя чувствую. Как только начинаю чувствовать себя получше, желание появляется, но я не успеваю его озвучить, и остаюсь без ролей. В кино хочу сниматься, но современное кино — сложное испытание для организма. Все делается в краткие сроки, без репетиций, без подготовки, а я так не могу, да и не хочу.
Мне интереснее живые люди — прохожие, зрители. Человеку нужен человек — простая истина. Пожалуй, к современному кино я отношусь прохладно, потому что там много суеты и хаоса. Я — человек системы Станиславского, почитатель точности, сосредоточенности, порядка… и не участвую в анархии.
— Вы рады встрече с партнерами по сцене МХТ?
— Рад. Только камер было очень много на сборе труппы. Порой возникало ощущение, что из этих камер начнется стрельба. Очень боюсь шума, повышенного внимания. Наш Олег Павлович любит камеры — он же артист, человек с амбициями, вот я и прячусь от вспышек.
— Говорят, что вы не даете интервью. Почему?
— Вам же даю. Мы спокойно разговариваем, по-человечески, без принуждения. Красивым женщинам отказать вообще не могу. А беседовать с мужиками, зачем? Я не люблю фальшь, когда специально надо что-то делать, что-то говорить… Не люблю притворство, ложь. Признаюсь, что меня пугает обилие техники и человеческого напора.
— Дело в шляпе или в женщине?
— В тембре голоса. Мне нравятся женщины с необычным тембром. На мой взгляд, самый уникальный, редкий, волшебный тембр у Алисы Бруновны Фрейндлих. Алисочка — моя любимая актриса. Родная, питерская… Я ведь тоже из Ленинграда. Смешно было, когда мой герой Женя Лукашин перепутал Москву с Ленинградом… Я говорил Рязанову, что это чушь собачья, но ему было все равно. Ведь я же не мог перепутать родной город с Москвой, так почему Лукашин его перепутал?
— Может, вы не пьете?
— Не пью, а все равно болею. Вот уже думаю: «Может, лучше пить?»
— Какие у вас были отношения с Рязановым?
— Я преклонялся перед талантом, жизнелюбием, юмором Эльдара Александровича, Люблю, ценю, почитаю, благодарю за все, что он для меня сделал. Никогда в жизни не скажу, что устал от фильма «Ирония судьбы или с легким паром» или от «Служебного романа». Устать от того, что пронизано вдохновением, полетом, искренностью, — невозможно. К сожалению, с Эльдаром Александровичем в последние годы мы виделись очень редко — до безобразия редко, до непростительности. Ну, такова жизнь!
— Позвонили бы по телефону и поговорили?
— Как два старых дурака? Нет, увольте.
