Вышедший в прокат фильм «Зоя» обрастает скандалами

Крестным отцом «Зои» выступил тогдашний министр культуры Владимир Мединский, а деньги на картину собирали всем миром. Заявленный бюджет - 150 млн руб. (сейчас, правда, говорят, что 90 млн) плюс кто сколько даст. Так что фильм обещал быть народным. А получился каким-то инородным. Причем настолько, что под шквалом отрицательных отзывов на «Кинопоиске» некоторые продюсеры взялись покупать хорошие рецензии на «Зою». Об этом написал кинокритик Егор Беликов, которому поступило такое предложение.

В фильме есть сцена, когда человек пять разведчиков лежат вдоль дороги, а немецкий солдат тем временем идет пописать и пускает струю прямо на Зою. Уже неделю после премьеры сижу и думаю: что этот эпизод добавляет к личности Космодемьянской? И не было ли у режиссера тайного умысла, что если, помочившись на национальную героиню, он актуализировал какие-то свои комплексы относительно женщин?

На протяжении всего периода съемок у фильма возникали проблемы. Создателей меняли как перчатки. Сценарий поначалу выбирали на открытом конкурсе. Победила Елизавета Трусевич. Режиссером во всеуслышание объявили Егора Кончаловского. Тот активно раздавал интервью о том, что Зоя становится ключевой для нашей памяти фигурой.

Потом все переиграли. Основным сценаристом стал Андрей Назаров, один из помощников Мединского. Человек немолодой, воспитанный на социализме, выступающий за историческую правду. Поначалу я даже порадовалась. Лично меня тошнит от «правдооткрывателей» вроде Андрея Бильжо, обнаруживших, что Зоя была шизофреничкой, и прочие откровения того же рода.

Но здесь возникла проблема. Дело в том, что, выступая за историческую правду, Назаров часто пренебрегает драматургической составляющей. Это мы увидели на примере его фильма «Танки», где он выдает набор достоверных сцен, которые режиссер в меру таланта сшивает в удобосмотримое или неудобосмотримое зрелище.

В придачу сценарий оказался слишком утяжелен. Автор решил создать что-то типа иконы с клеймами. В центре - образ страстей и распятой Зои, а по канве рамочно идут сюжетики из ее довоенной жизни, рассказывающие, как она дошла до смерти такой. Но когда схема довлеет над творческой задачей, получается совсем не то. Вместо иконы «Зоя» превратилась в лубок.

После началась свистопляска с режиссерами. Кончаловского поменяли на Леонида Пляскина. Но отснятый им материал зарубили. Официальная причина - обилие жесткости и натурализма. По кулуарной информации - за то, что фашистов изобразили слишком хорошими. Поэтому пришел третий режиссер, сериальщик Максим Бриус. Он-то и порубил «Зою» в лапшу. Что-то доснимал, что-то убирал. А в конечном итоге у фильма получился эффект письма Дяди Федора из Простоквашина: когда к письму подходили то Шарик, то Матроскин и каждый приписывал в силу своей фантазии.

Заигравшиеся мажоры

Главная удача фильма - это Анастасия Мишина в роли Зои. Пусть девушка несколько крупновата для Космодемьянской, но похожа внешне и замечательно играет. Через физические страдания ей удалось очень разнообразно передать нравственные переживания. Она сумела пронести некое становление характера. Причем я не знаю, как снимался фильм (Анастасия отказывается от интервью), но веришь, что актриса действительно терпела боль и холод. Но стараниями последнего режиссера ей не сохранили ни одного внятного диалога, а мотив ее подвига остался непонятным.

А фашисты как были симпатичными - так и остались. Мы видим довольно милых, чуть заигравшихся мажоров, которые пытают Зою ради прикола. Из них плохой только один, который, развалившись на ночлег, надрезает девушке пятку, чтобы проверить: она такой же человек или нет.

По законам соцреализма все в фильме получились очень добрыми. Но особенно прекрасный - товарищ Сталин. Перед уходом диверсантов на задание он лично инструктирует их. Участливо интересуется у Зои, не страшно ли ей. А накануне эвакуации принимает решение остаться в Москве. Потому что Космодемьянская, о которой он, оказывается, думал денно и нощно, «все вытерпела». Ау, Андрей Назаров, где же ваша историчность?

Неудачно вышло с флэшбеками, отчасти повторяющими картину Арнштама 1944 года. В первом фильме про Космодемьянскую, снятом в годы войны, все было сделано просто, но профессионально. Чем ближе к переднему краю Зоя, тем плотнее подходят к ее сознанию воспоминания детства и юности. Эти образы очень теплые и контрастируют с холодом зимнего леса: как учитель дал книжечку, как мама о чем-то мечтала у изголовья кровати.

В фильме Арнштама представлены не житийные клейма, а очень точная психологическая работа бессознательного, которое и толкнуло на подвиг.

Из современного фильма же веет страшным холодом. Сцены из мирной жизни выглядят чужеродными. Равнодушными стеклянными глазами глядит на Зою парень во время школьного вальса. Обглоданной и несвежей рыбой представляется ее мать (Дарья Юргенс). Невозможно поверить в игру 30-летнего Артема Куреня, изображающего Александра, 16-летнего брата Зои.

Еще абсолютно ясно, что создатели фильма сами не очень поняли логику подвига Космодемьянской. Порой даже забавно наблюдать судорожные попытки «объяснить». Сначала ей подсовывают ухажера, погибшего в первые дни войны. (Логика: мстила за возлюбленного.) Потом добрый немец цитирует ей Ницше и ведет интеллектуальную игру, пытаясь склонить на свою сторону. (Логика: Зоя его «победила» в интеллектуальном поединке.) Но ведь нет же, нет. Какой может быть интеллектуальный поединок с десятиклассницей? А чаще всего режиссеры просто разводят руками и уже ничего не объясняют.

А ведь в фильме Арнштама все было очевидно. Зоя вернулась, чтобы исполнить приказ. И пусть приказ этот был зверский, но в фильме 1944 года хорошо показано величие человека, который действует по приказу. И там, между прочим, становилось ясно, что немцы пытали Зою вовсе не потому, что им было скучно. А потому, что испугались ее, увидев в образе русской девочки свою смерть.

В современной картине вместо гимна подвигу нам явили тяжеловесную, плохо скроенную конструкцию. Кажется, что главными врагами Зои Космодемьянской выступили не немцы, а режиссеры, отчаявшиеся понять логику партизанки и написавшие в итоге ей на лицо.